Книга Бессильная, страница 119 – Лорен Робертс

Его руки скользят вверх по животу, к талии.

Боль, какой я еще никогда не испытывал, вырывается из раны, когда его пальцы танцуют по ней, а затем из моего горла вырывается придушенный всхлип. Боль настолько ослепительна, что мне кажется, я вот-вот потеряю сознание. И я обнаруживаю, что хочу этого, хотя бы для того, чтобы больше не испытывать подобных ощущений.

Я смотрю сквозь мутное зрение, как он поднимает подол разорванной рубашки, обнажая шелковистую ткань под ней, пропитанную кровью. Он вздыхает через нос, а затем поднимает подол майки, обнажая мою лихорадочную кожу перед ночной прохладой. В его руках мелькает что-то маленькое и острое, когда он начинает осторожно срезать окровавленную ткань вокруг моей середины.

Его челюсть напрягается при виде зазубренной раны, тянущейся ниже моей грудной клетки, на щеке щекочет мускул. Его глаза, полные эмоций, которых я никогда раньше от него не видел, обводят кровавое месивона моем животе.

И тут мои собственные глаза захлопываются, закрывая его образ. Оставляя его в мире, который начинает меркнуть.

— Пэйдин. — Голос Кая так далек, так далек от того места, где я погружаюсь в забытье. — Пэйдин, открой глаза. — Это приказ, сильный и строгий. И я игнорирую его. Как это типично для меня. Даже в смерти мое тело отказывается слушать приказы будущего Энфорсера. — Открой глаза, черт возьми!

Устала. Я так устала.

Далеко-далеко я слышу мужской голос, который в панике бормочет.

— Если ты умрешь, я убью тебя.

Глава 26

Кай

Она слишком упряма, чтобы умереть, а я слишком упрям, чтобы позволить ей это сделать. Я провожу рукой по ее лбу — кожа горячая на ощупь, дыхание неровное. Она обезвожена, бредит, умирает от голода…

Просто умирает.

Мой взгляд возвращается к кровавой ране под ребром, воспаленной и, несомненно, инфицированной. Я вытаскиваю остатки скомканной рубашки и начинаю протирать рану, пытаясь впитать немного крови, чтобы увидеть, с чем именно я имею дело. Кожа разорвана, зазубрена и, вероятно, выглядит гораздо хуже, когда ее не скрывает тень.

Но что еще более тревожно, так это то, что я понятия не имею, как ей помочь. У меня нет ни припасов, ни Целительных способностей, которые я мог бы использовать, что делает меня совершенно бесполезным.

Я держу ее жизнь в своих бесполезных, необорудованных руках.

Я встаю на ноги, нащупывая в тусклом свете свои фляги.

Ей нужна вода.

В конце концов, именно за этим она пришла сюда, именно поэтому она рискнула пойти прямо в чей-то лагерь. Ей нужна была вода. Нужна, чтобы пить, чтобы промыть рану. Но это ее не спасет.

Я не могу ее спасти.

Я вздыхаю от досады, грозясь выйти из себя, провожу руками по волосам, продолжая искать эти проклятые фляги. Но мой разум не перестает воспроизводить сцену, не перестает пересматривать то, что только что произошло.

Я понял, что что-то не так, когда увидел, как дрожит ее рука. Она дрожала от напряжения, когда держала лук направленным на меня, готовая выполнить свою угрозу выстрелить. Потом я увидел, как задрожали ее колени, как погас огонь в ее горящих голубых глазах. Но самое главное — она не играла со мной, не дразнила меня, не кривила рот в лукавой улыбке, которая так мне нравится. И именно это беспокоило меня больше всего.

А теперь я вдруг разозлился на нее.

Она хотела, чтобы я ушел. Она собиралась попытаться справиться с этим в одиночку. Она бы умерла в одиночестве. Она такая чертовски упрямая, что предпочла бы бороться со мной до потери сознания, чем позволить мне увидеть ее раненой.