Книга Безрассудная, страница 144 – Лорен Робертс

Его губы подергиваются, пока он обдумывает мой вопрос.

— Естественно. Но я не могу присвоить себе все заслуги, ― он оценивающе смотрит на меня. — Ты пробуждаешь это во мне.

Я отворачиваюсь, рассматривая камни, чтобы смотреть куда угодно, только не на него. Местность становится все более неровной,слишком каменистой. Стены по обе стороны от нас высокие и усеяны разбросанными углублениями.

Большинство из них слишком малы, чтобы назвать их пещерами, но взгляд зацепился за устье одной, которая выглядит многообещающе. Я невольно размышляю, в каком из этих мест жила сама первая королева.

— Как на счет этой? — указываю я.

На его лбу блестит пот; боль искажает его лицо. Когда он просто кивает, не давая никакого колкого комментария, я понимаю, как ему плохо.

Солнце палит в лицо, пока мы медленно пробираемся к пещере. С каждым шагом, когда кожа трется о ботинки, волдыри напоминают о себе. Я прикусываю язык, зная, что то, что чувствует рядом со мной Силовик, гораздо хуже.

Когда мы наконец входим в пещеру, нас окутывают тени. Здесь свет кажется поглощенным, поэтому ощущение, словно сейчас вечер.

— Сядь, — сурово приказываю я.

Он не сводит с меня глаз. Повинуясь, опускается на землю.

— Что ты делаешь, Грэй?

Я приседаю позади него и осторожно поднимаю окровавленную рубашку, чтобы осмотреть рану.

— На что это похоже, Эйзер?

— Похоже на то, что ты заботишься обо мне, — говорит он с ухмылкой, просачивающейся в его голос. — И, кажется, ты меня раздеваешь.

Я хмыкаю.

— Не будь слишком польщен. Я не могу допустить, чтобы ты превратился в обузу, не так ли?

Он хрипит от боли, когда пальцы касаются нежной кожи вокруг раны. Запах крови щиплет нос, заставляя меня сделать глубокий вдох, прежде чем сказать:

— Мне нечем зашить рану. Все, что я могу сделать, — это промыть ее и забинтовать.

— Отлично, — хмыкает он. — Давай быстрей покончим с этим, ладно?

— Но ее нужно зашить, — сурово говорю я. — В нее может попасть инфекция.

— Мы вернемся в Илию завтра, — спокойно говорит он. — Повязка надолго остановит кровотечение. Я сам себя вылечу, когда мы приедем.

— Конечно, — я киваю, сглатывая при виде крови. Хватаюсь за подол его рубашки, чтобы осторожно стянуть ее через голову. Он шипит, когда она задевает рану. Нежно положив руку ему на спину, я заставляю его лечь на живот.

Передо мной открыта голая спина, на которой скапливается густая кровь. Я едва вижу порез под ней, а металлический запах бьет в нос.

— Расскажи мне что-нибудь, — слабо говорю я.

— Рассказать тебе что-нибудь? — его смех болезненный. — Неужели сейчас самоеподходящее время для…

— Да, — вклиниваюсь я. — Это может быть что угодно, просто… просто поговори со мной.

Я зажмуриваю глаза, чтобы отвлечься от ощущения его крови на кончиках пальцев и крови, стекающей по коже. Что-то в том, как он замирает, говорит мне: он начинает понимать.

— Хорошо, — его голос напряжен. — Значит, правду?

— Правду, всегда, — пробормотала я.

Долгая пауза.

— Иногда я завидую, что именно ты убила моего отца.

Мои глаза распахиваются, чтобы с недоумением уставиться на его затылок.

— Ч-что?

Он вздохнул.

— Я всю жизнь фантазировал о том, чтобы сделать то, что сделала ты. Я не горжусь этим. Но каждый раз, когда он резал меня, кричал на меня или заставлял меня снова и снова сталкиваться со страхом, я боролся с желанием причинить ему ответную боль. И Чума знает, я мог бы это сделать, ― он затихает, голос напрягается. — Это поглощало все мои мысли. Потому что прежде я ненавидел его за все, что он сделал со мной, я ненавидел его, потому что он ненавидел Аву. Он никогда не признавался в этом, конечно, но я знал. Я знал, что он ненавидит ее за слабость, знал, что он считал ее позором семьи.