Книга Пять жизней и одна смерть, страница 110 – Амалия Лик

Я сжимаю губы и не реагирую на его нападки.

– Хорошо, давай зайдем с другой стороны, – продолжает он. – Что произошло тем вечером?

– Каким вечером?

– Тем вечером, чуть больше года назад, двадцатого апреля, – нарочито громко и грубо произносит он.

«Почему он спрашивает это у Анны? Это ведь дата моей смерти. Что Анна знает об этом? Я же не нашла никаких связей между нами».

– Я не помню, это было давно, разве я могу так с ходу ответить? – прикидываюсь я.

– Хватит лгать! – шипит он и бьет кулаком по столу.

Я подпрыгиваю от неожиданности и агрессии, которая сквозит во всем: в его голосе, глазах, движениях.

– Если вы сейчас же не перестанете со мной разговаривать в таком тоне, я встану, пойду в ваш участок и сообщу, что вы меня преследуете и угрожаете мне, – произношу я достаточно уверенно, но руки дрожат, выдавая истинные чувства.

Он опускает уставшее лицо и трет его ладонями.

– Хватит, хватит лжи! Я устал от этого всего. Я не могу поверить, что ты все забыла! Может, ты просто не хочешь вспоминать? Что ты скрываешь, мать твою?

– Послушайте, я не понимаю, о чем вы спрашиваете. И да, у меня есть провалы в памяти, я даже обращалась к психоаналитику, могу вам назвать его имя.

Это чистая правда: попав в тело Анны, я перепробовала множество способов, чтобы вспомнить тот последний день, вспомнить конец своей истории, но никто с этим помочь мне не смог. Ни психоаналитики, ни шарлатаны, ни гипнотизеры, ни йога, ни медитация. В общем, перепробовала я многое. Однажды даже покурила марихуану, но, кроме тошноты и ужасного презрения к себе, ничего не добилась.

– Знаю, я был у твоего психоаналитика, – говорит он как-то между делом.

– Что? – возмущенно произношу я чуть громче, чем следовало бы. Хорошо, что других посетителей в кафе уже нет, и удивленным взглядом наш столик удостаивает один лишь официант.

– Я же полицейский, могу получить доступ к разного рода данным.

– Но разве это не тайна?То, что я обсуждаю с врачом?

– Конечно, тайна, я узнал только то, что ты обращалась к нему по поводу провалов в памяти. Но доктор наотрез отказался разглашать сведения о тебе. Так что не переживай, твои права не нарушены.

И он обворожительно, если это можно так назвать, улыбается, оголяя свои желтые, ужасно некрасивые зубы.

– Но зачем?

– Что – зачем?

– Зачем вы копаете под меня? Что я вам сделала?

– Мне? Мне ты ничего не сделала! Но ты что-то скрываешь о том вечере. У меня не вяжутся события. Не верю, что он мог это сделать. Да и зачем?

– Да кто он? И что сделал? – Я все больше запутываюсь в его вопросах.

Он внимательно смотрит на меня. Его лицо искажает гримаса боли, а морщины бороздят весь лоб. Он складывает перед собой руки в замок и глубоко вздыхает.

– Либо ты мастерски лжешь, либо совсем рехнулась, Анна. Это, конечно, грубо, но другого объяснения я не нахожу.

– Это уже слишком, оскорблений я не потерплю, – говорю я, вставая из-за стола.

– Просто скажи, что произошло в тот вечер двадцатого апреля, и я уйду, обещаю! Я испробовал все способы, чтобы выяснить. Но не нашел никаких зацепок, которые могли бы ему помочь. Все упирается в тебя, Анна. А ты не делаешь ни хрена, ты просто живешь, как будто ничего не случилось! – кричит он.

– О ком вы говорите. Кому помочь? – Я тоже перехожу на крик, стоя прямо перед ним.