Книга Игра одиннадцати, страница 44 – Амалия Лик

«Вот, значит, как часы указывают путь», – хмыкнула Ева, выискивая аппаратуру для проекций. Если она найдет приборы, то будет следовать по ним. И она находила, но далеко не все. Проекторы были такими мизерными, а мест, где их можно спрятать, оказалось слишком много. Зато стоило Еве отклониться от неизвестного ей маршрута, удары тока настигали ее. И с каждым неверным поворотом разряды становились сильнее и сильнее. Через какое-то время Ева вздрагивала от боли, пронзавшей все ее тело. Мощные удары сгибали ее пополам, заставляя хватать ртом воздух. Но она сжимала зубы и двигалась вперед, выискивая нужный маршрут.

После очередного удара, от которого Ева рухнула на землю в конвульсиях, она стянула часы с запястья. Они тут же вырубились.

«Вот черт! Черт, черт, черт. Уродские острова, мать их! Не могу больше», – злилась Ева, сжимая и разжимая пальцы, запирая в себе крик боли и отчаянья. Она знала, что нужно терпеть, как и всегда. Что нельзя выйти из игры, которая еще даже не началась.

«Что же тогда будет дальше?»

Ей хотелось вопить до хрипоты и бежать отсюда со всех ног. Но вместо этого она закрыла глаза и стала убеждать себя, что должна забыть о боли и сражаться до последнего. Ради него или, скорее, ради себя. Почему в этот раз у нее не получалось наслаждаться болью, как она умела на ринге? Потому что она не могла ответить, дать сдачу? Или потому что она ни на что не способна и этаигра оказалась ей не по зубам, ведь внутри она сдалась, как только открыла глаза в этом лесу?

«Ни за что! Этого не будет!» – разозлилась на себя Ева и вернула часы на запястье. Она умела бесить себя, да так, что начинала неистово доказывать что-либо себе и другим. Ева встала и осмотрелась. Каждый шаг мог принести дикую, неописуемую боль. Но остановиться – значит проиграть. Этого она позволить себе не могла.

Ева осторожно двинулась к сваленному дереву, тяжело дыша, но при этом натягивая на лицо улыбку. Обогнула его и замерла. Впереди была странная неглубокая канава. Она приглядела к деревьям, окружавшим склон, но проекторов с ее места не было видно. Ева сглотнула и повернулась влево. Сделала шаг, и ее скрючило от нового разряда. Внутри все сжалось, тело окаменело, воздуха не хватало.

– Дьявол, дьявол, дьявол! – завопила она, выплескивая эмоции.

Ева прошлась языком по сухим губам и попыталась сглотнуть. Ей нужно было отключиться от боли, не дать страху преградить ей путь.

– Это навигатор, и он ведет меня к цели, – сквозь сжатые зубы прошептала Ева. – К домику с цветными стеклами. К Марку. Это я виновата, что он пропал. И я должна его найти.

Она задержала воздух в легких, выдохнула, повернулась вправо от странной канавы и сделала шаг. Еще один и еще. Вскоре за несколькими неровными рядами стволов Ева увидела прогалину, а за ней мелькало что-то зеленое. Это казалось манящей ловушкой. Но Ева не почувствовала новых разрядов. Она засмеялась.

Чем ближе Ева подходила, тем отчетливее видела живые деревья – сосны, березы, дубы. Она была на частной территории островитян. Все действующие леса были поделены между жителями Островов. Вырубка органических деревьев была запрещена, их осталось и так немного на Континенте. Кроме того, за каждое живое дерево с каждого жителя поверхности взимался налог на кислород. Поэтому островитяне пытались расширить свои угодья, гордились ими, хвастались. Чем больше территория леса, тем богаче островитянин. Но с годами сохранять деревья становилось все сложнее, ведь никто не понимал, что нужно делать. Молодые отростки не приживались, а многолетние деревья погибали то от многомесячных дождей, накрывавших Континент, то от пожаров, которые начинались в месяцы засухи. Желающих следить за угодьями на поверхности становилось все меньше, и десять летназад их совершенно не стало.