Книга И приведут дороги, страница 63 – Наталья Способина

– Надежда, а я ведь не шутил. Вам нужно попробовать писать.

– Мне? Да вы что? – возмутилась я, чувствуя, как меня бросает в жар. Похвала была не просто приятной – она пьянила.

– Серьезно говорю, я ведь читаю по несколько десятков работ в день. Мне есть с чем сравнить. Я даже, не поверите, – его голос опустился до заговорщического шепота, – попросил у Анны Николаевны файлы с вашими работами по стилистике.

Тут мое сердце сделало просто немыслимый кульбит. Он! Просил мои работы! Сам! Он заинтересован! Табу! Табу-табу-табу! Я повторяла это про себя, пока Павел Николаевич довольно убедительно объяснял мне, почему всегда читает мои работы с удовольствием. Что и Анна Николаевна с ним согласна, и Мария Павловна – преподаватель по практике перевода.

– Вы любите язык. А еще у вас чудная фантазия.

Я дернулась было, собираясь возразить, что он не может этого знать, но он не позволил мне отстраниться.

– Я ведь предоставлял вам аудиторию, когда вы готовились к выступлениям, и видел, как ваш, так сказать, творческий коллектив пишет сценки. – Тут он усмехнулся.

Он видел? А мне-то казалось, что он увлеченно проверял тесты.

– Я не пытаюсь вас захвалить, Надежда. Просто знайте, что лично мне будет очень жаль, если вы не попробуете что-нибудь написать. Что угодно! Хоть сказку, хоть любовный роман… или так популярное ныне фэнтези.

Последнее слово было произнесено с насмешливой интонацией. Чем ему фэнтези не угодило?

Танец закончился, и Павел Николаевич галантно довел меня до составленных в рядочки стульев у стены, откуда еще совсем недавно, собственно, и забрал. Напоследок он чуть сжал мою руку, улыбнулся и подмигнул так, будто у нас с ним появился секрет.

Я в растерянности смотрела на его удаляющуюся спину, не понимая, что только что произошло. Незнакомый молодой человек бросился ему наперерез и тут же почти повис у него на шее. Они обнялись, а потом стали о чем-то оживленно переговариваться, для чего им пришлось склониться друг к другу, почти соприкоснувшись головами. Из колонок звучали басы, отдаваясь гулом где-то под ребрами, и разговаривать нормально было невозможно. Павел Николаевич прихватил собеседника за рукав и потянул к выходу. А на меня налетели девчонки. Несмотря на громкую музыку, вопль: «Пауль тебя сам пригласил или ты его уломала? О чем шептались?» – донесся до моих перепонок.

– Сам. О немецком.

– А кто его утянул?

– Не знаю.

– Да это же Кононов из позапрошлого выпуска.

– Надо же, а выглядят почти ровесниками. Вообще никогда бы не сказала, что Паулю двадцать четыре. Если бы не костюм и очки, он бы и за первокурсника сошел.

Я не могла не согласиться с Викой. Павел Николаевич действительно выглядел молодо. И был табу!

После этого я сбежала с дискотеки, впрочем, домой не пошла, а долго бродила в снежных сумерках, думая о произошедшем. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но для меня этот странный разговор значил невероятно много. Так сложилось, что в семье никогда не признавали моих талантов. Вообще. Всю свою сознательную жизнь я лезла из кожи вон, чтобы доказать, что чего-то стою. Однако все мои успехи воспринимались как само собой разумеющеесяи потому априори не требующее признания. Еще бы! С такими именитыми родственниками я и не могла родиться серой мышкой. Так считала вся моя родня. Я на всю жизнь запомнила, как однажды мамина сестра, приехавшая погостить, увидела, что я не могу справиться с уравнением, потрепала меня по голове, отчего ее кольца больно дернули мои заплетенные в косу волосы, и громко произнесла: