Книга Весна незнаемая, страница 239 – Елизавета Дворецкая

Во дворе ему сразу бросился в глаза полукруг идолов. В самой середине стояла Макошь с огромной чашей в руках, со снопом колосьев под ногами, и ее увенчанная коровьими рогами голова поднималась выше всех других богов. На дереве идола было искусно вырезано все платье: рубаха с богатыми узорами на груди и на плечах, плахта, передник. Лицо богини было величаво и строго, глаза смотрели прямо на Громобоя. По бокам ее стояли Велес с железным посохом и Перун с топором из ярко начищенной меди. В его черную бороду были искусно врезаны молнии из золотой проволоки. По краям виднелись Стрибог, окутанный волосами и бородой до самых ног, с мешком ветров под ногами и огромным рогом в руках, и Дажьбог с золотым ключом. Возле Стрибога стоял Ярило,а возле Дажьбога оставалось пустое место – и Громобой подумал о Ладе.

Перед идолами стоял старик в красном плаще, с посохом, имеющим наверху рогатую коровью голову, и Громобой тут же узнал Повелина из Озерного Храма. Он еще не успел удивиться, как жрец шагнул ему навстречу и поклонился. И Громобой удивился уже другому: из всего разбуженного им города старик первый его заметил.

– Здравствуй, сын Грома, давно мы ждали тебя! – произнес старик. – Давно ждали, пока разобьешь ты силу темную, отгонишь вражье племя от Стрибожина, освободишь Небесный Огонь.

– Труд невелик… – пробормотал Громобой.

От ожидания, что сейчас ему откроется важная тайна, он даже растерялся немного.

Вокруг него собралась толпа, люди кланялись, все громче звучали слова благодарности. Оглядываясь, Громобой видел множество полузнакомых лиц: то старик Бежата из Прямичева, то вроде уборский посадник Прозор, то Милован из Скородумовой дружины, то еще кто-то, виденный где-то и когда-то…

И вдруг возле стены храма, где было почти свободно, мелькнул светлый отблеск – стройная девичья фигура с двумя медово-золотистыми косами, закрученными в баранки на ушах, румяное округлое лицо с нежными чертами. Громобой поймал взгляд ясно блестящих золотых глаз. Перед ним была Дарована, и глаза ее сияли радостью и любовью. Дрогнув, Громобой шагнул к ней, не замечая толпы, но девушка вдруг исчезла. Он остановился, лихорадочно зашарил взглядом по лицам, стараясь ее отыскать, потом повернулся к Повелину:

– Где она? Она же была здесь?

– Иди в храм! – Старик указал ему посохом на двери, украшенные резьбой. – Там тебя ждет твоя награда.

Народ расступился, Громобой вслед за стариком прошел в храм. Здесь не горело огня, но был светло. На большом камне стояла круглая глиняная чаша с тремя маленькими круглыми ручками-ушками, точно такая же, как в руках у Макошина идола. Свет лился изнутри чаши, как будто солнце, освещавшее весь город, хранилось там, на дне. И на эту чашу Повелин указывал ему концом посоха.

– Разбей чашу – что найдешь в ней, то твое! – сказал старик. – Бей, сын Грома.

«Освободи солнце!» – говорила ему Лада. Казалось, остался лишь один шаг, один удар, и его весна, дважды им потерянная, навсегда вернется к нему. Громобой шагнул к чаше, замахнулся и ударом кулака сбросил ее с камня.

Чаша гулко ударилась об пол и брызнулаво все стороны множеством глиняных осколков. Вместе с ними брызнула вода, бывшая в чаше, и народ вокруг, в храме и во дворе, издал громкий ликующий крик. Поток светлой воды устремился по полу, от камня к дверям, полился на двор; народ кричал, а поток все лился и лился, не прекращаясь, словно на месте разбитой чаши открылся родник.