Онлайн книга «Весна незнаемая»
|
– Не бойся, сокол ясный. – Та, что сидела ближе, игриво кивнула ему. – Не бойся, жив будешь! – Не съедим! – хихикнула другая. – Вот уж и не думал бояться! – Громобой усмехнулся и убрал волосы со лба. – Да не ждал такой радости. Ты кто? – Мятница! – Ближайшая к нему девица, с ярко-зелеными кошачьими глазами, широко улыбнулась ему, и на Громобоя снова повеяло запахом цветущей мяты. На светлых волосах у нее красовался венок из темно-зеленых стебельков и бледно-розовых, собранных в пучки цветочков мяты. – А я – Волошница! – тут же крикнула другая. У нее волосы были русые, а глаза – огромные и ярко-синие, такие же, как венок из тесно сидящих цветов-волошек. – А я – Купавница! – Третья девушка подвинулась поближе, задорно смеясь и показывая белые зубки. У нее глаза были желтые, венок на волосах – из желтых купавок, а длинные зеленые стебли с круглыми листьями ожерельем оплели плечи. – Что, хороши мы? Нравимся? – Да уж… – Громобой перевел взгляд с одной на другую. Три пары разноцветных глаз сверкали, как самоцветные камни в ожерелье у княгини Добровзоры. – Чего уж говорить… Все три были так хороши, что… что лучше бы тут была какая-нибудь одна. – Утомился ты дорогою! Траву жуешь! – Зеленоглазая Мятница, усмехнулась, а две другие звонко расхохотались. Они смеялись так охотно, как будто им от этого легче дышалось. – Давай мы тебя покормим. – И напоим! – подхватила Волошница, легко вскакивая с места. – И приласкаем! – воскликнула Купавница. – И развеселим! Тут же все три тесно обсели его, и у каждой было в руках что-нибудь из еды: то печеные яйца, то теплая каша в расписном горшочке, то пироги, то криночка с квасом. Весь набор вызывал в памяти обряды русальего месяца кресеня, когда как раз такие угощенья девушки носят в лес для берегинь и оставляют там под березами. И с тем же шумом и возней берегини принялись его кормить: одна совала ему в рот пирог, вторая тут же лезла с кашей на ложке, третья – с яичницей. Самому Громобою ни к чему не давали притронуться рукой, не оставляли времени прожевать, так что он вскоре возмутился: мотая головой и отпихиваясь от двух ложек сразу, он крепко схватил девичью руку, и тут же смех сменился криком. – Ай, ай! – Берегини метнулись от него прочь, роняя горшочки, криночки и пироги. Две отскочили, Волошница, которую он держал за руку, тоже метнулась, но упала и теперь лежала перед ним на траве, и ее огромные синие глаза смотрели на него с ужасом. – Пусти! – умолялаона. – Горячо! Сожжешь меня совсем. Громобой выпустил ее руку, уже стыдясь, что не рассчитал силу. – Чего всполошились-то? – успокоительно проговорил он. – Эх вы, нелюдь неразумная! Горшок вон разбили… Не напасешься на вас. Небольшой округлый глиняный горшочек лежал грудой осколков, и остаток яичницы белел перед ним на траве. Громобой протянул к нему руку и вдруг заметил, что в кучке осколков что-то блестит слабым красноватым светом. Этот свет напомнил ему что-то такое важное, что еда и все три берегини вылетели из головы. В памяти мелькнул отголосок важнейшей священной тайны, которую он когда-то уже знал, и Громобой поспешно перебрал осколки. На одном сиял прочерченный огненно-красными, светящимися линиями знак червеня – единственного в году полностью летнего месяца. О траву обтерев с него масло, Громобой сунул осколок за пазуху. Сейчас он и сам еще не знал, зачем он ему. |