Онлайн книга «Весна незнаемая»
|
– А! – отметил Громобой, вспомнив, что у Досужи тоже есть дочь. – Да ты не бойся. Обойдется. Говоря это, он уже опять смотрел на Даровану. Он мог думать только о ней, уверенный, что опасность грозит ей одной. В нее, не в другую, в его глазах вселилась новая весна, а значит, для нее, а не для другой, стоит это святилище с полукругом молчаливых идолов, для нее горит этот огонь, для нее поют тоскливую жертвенную песню. Но напрасно они на нее зарятся, Вела и Морена, напрасно сюда явился этот змей в человеческом облике, с бронзовым ножом у пояса. Громобой знал, что боги не зря привели его сюда, к Золотой Лебеди, когда ей грозит такая опасность. Он должен отбить ее у голодных подземных владык и отобьет. Для этого Перун и дал ему жизнь! В круг прошла еще одна женская фигура, высокая и тонкая. Это была боярыня Прилепа, и на руках она несла своего сына, миловидного трехлетнего мальчика в крытом синим бархатом полушубочке и с маленькой круглой шапочкой на светлых кудряшках. Мальчик, когда она опустила его на снег, вцепился в ее руку и не хотел отпускать, боязливо оглядываясь вокруг. Боярыня тоже была бледна и дрожащими руками прижимала к себе ребенка, не в силах избавиться от чувства, что именно он-то и нужен жадным темным богам. – Вот и ты, Велет Бериславич! – При виде мальчика Правень улыбнулся и постарался придать лицу приветливое выражение, но оно оставалось отталкивающим, как будто он хотел съесть ребенка. – Здоров будь! Не бойся! – Наклонившись, жрец приветливо погладил мальчика по голове. – Мы тебя уж поджидаем, за главного будешь, без тебя никак не выйдет. А ты, мать, идиотсюда! Он махнул рукой, и боярыня, пятясь, послушно вышла из круга. Лицо ее жалко кривилось, но возразить жрецу она не смела. И мальчик остался возле жертвенника рядом со жрецом один, но не плакал, а как завороженный смотрел на Правеня. Жрец повернулся к полукругу идолов и поднял руки. Старухи умолкли, все вокруг стихло, только огонь перед жертвенником дышал все так же, во всю силу, плясал и бился, рвался улететь куда-то и не летел, прикованный к куче дубовых поленьев. А Правень начал говорить, и голос его, ставший вдруг неожиданно высоким и звучным, широко разливался вокруг, скатывался с холма и растекался по льду над рекой, над берегом, доставая, казалось, до опушек дальнего леса: Заря-зареница, красная девица! Ветры буйные, полуденные, полуночные! Месяц красный, ясно солнышко! Придите к нам частым дождичком, Придите к нам ясным соколом! Ясным соколом да белым ягненочком! И найдите вы красну девицу, Что собой хороша и ростом высока! Чтоб лицо у нее как белый снег, Чтоб щеки у нее ровно маков цвет, Очи ясны у нее, как у сокола, Брови черны у нее, как два соболя, Что по травушке идет, Как лебедушка плывет! Ты возьми ее, Заря Ясная, Ты возьми ее, Лето Красное, Ты возьми ее, Зима Лютая, В свой широкий двор, в свой высокий тын! И как умудряет Сварог слепцов, Что не видят, а все знают, Так умудрите вы, боги великие, Ясна сокола, белого ягненка; Как молния светит поднебесью, Так освети ты, Перун, очи наши; Как гром содрогает вселенную, Так яви ты нам волю твою; И как третепна есть земля под грозою, Так трепещут пред вами духи нечистые, Полуденные и полуночные! Всех слышавших его пробирала дрожь; девушки в кругу трепетали, как стайка тонких березок на ветру: каждая ощущала на себе тяжкие, испытывающие, пронизывающие взгляды богов. Громобой не сводил глаз с Дарованы. Ему было так жарко, что хотелось бросить факел. Жар поднимался откуда-то из глубин его существа и растекался по жилам; особенно жарко было голове, словно волосы вдруг превратились в пламя. Внутренняя сила кипела в нем и рвалась наружу; еще не так бурно, чтобы он не мог ее сдержать, но попробовал бы сейчас Правень сделать хоть шаг к Дароване – Громобой был готов схватить его за ноги и со всего размаху грохнуть оземь. |