Книга Песнь русалки, страница 73 – Саша Урбан

— Я налегке, — буркнул Влас и отправился в дом.

В избе вещей было немного — не больше, чем необходимо. Стол, лавка, полка с горшками, кадка, в которой каждую неделю Глаша, помогавшая по хозяйству, месила тесто. Микула указал сыну на бочку с дождевой водой возле крыльца.

— На-ка, умойся. А утром я баньку натоплю. Тебя же надолго отпустил князь?

— Да, — пожал плечами Влас. — Ему сейчас своих дел хватает.

Ох, ну дурная ж все-таки идея, думал Влас. Отец же никогда от него тайн не держал. Может, он и сам не знал про эту волчью суть? Ведь знал бы — наверняка сказал. Сказал ведь?

Влас усиленно тер ладонями лицо, смывая дорожную грязь. Нашел сухую тряпицу и принялся растирать лоб, поросшие бородой щеки, шею, руки.

— Хватит время тянуть, дуй в дом, — донесся до него насмешливый голос отца. Влас тяжело вздохнул и поплелся в избу. На столе его уже ждал горшочек каши и ломоть хлеба.

— Глаша все приходит? — спросил Влас. Микула усмехнулся в усы.

— Какой там? Она ж на сносях, дальше печи сейчас не уйдет, — хмыкнул он. — Это я сам напек. Знаю, что не мужское дело, да вроде недурно получилось.

— Хозяйку тебе надо, — со знанием дела сказал Влас.

— Вот приведешь жену, будет в доме хозяйка. А мне-то куда? Старый уже, нечем жену радовать.

— Не говори так.

— Поживешь с мое — и не так заговоришь, — улыбался Микула. — Ну, ты же не о хозяйстве поговорить пришел. Что у тебя случилось?

Сколько по пути ни думал Влас о том, чтобы начать издалека, красиво завернуть не получилось. Вывалил все, как на духу, начиная с найденной в затопленной избе старухи. Рассказал и о превращении, и об Алой Топи, и о колдовстве, давшем ему волчье обличье. Иногда он запинался, проверяя реакцию отца, но тот лишь поторапливал, чтоб сын бойко рассказывал, что к чему. И лишь то и дело прицокивал языком и посматривал куда-то. Разок Влас и сам скосил глаза, чтоб понять, на что глядит отец — оказалось, на дверной проем, изрезанный странными символами. Влас, сколько ни напрягался, не мог припомнить, чтоб они были там раньше.

— Что это?

— От дурных сил, — проговорил отец, тяжело двигая челюстью. — Еще мать твоя вырезала. Пока она жива была, мертвецы к нам часто хаживали. Помнишь, как под окнами скреблись? Ты еще так их боялся.

Нагубах Микула расцвела умиленная улыбка. Влас нахмурился.

— Не помню.

— Конечно, Валка же надеялась, что тебя ее доля минует. Травами тебя поила.

— То есть она была…

— Волчицей, — кивнул Микула.

Повисла тишина. О матери они почти не говорили с тех самых пор, как она ушла в лес по ягоды и сгинула. Микула тогда до самой осени в лесу пропадал, искал ее, а потом просто вернулся домой и продолжил жить, как раньше.

— Почему ты не говорил⁈ — спросил Влас. В горле комом встали вопросы: «Так ты знал?» и «Будешь ли и дальше называть своим сыном?».

— Не хотел и тебя потерять, — спокойно ответил мужчина. — Ну, видно, правду говорят, сколько волка ни корми…

— А что дальше мне делать? — беспомощно спросил юноша.

— То уж тебе решать, — хмыкнул Микула. — Про кощеевых волков я впервые услыхал, Валка о таком мне не говорила.

Брови его сошлись на переносице, Микула смотрел в чарку с водой, явно желая, чтоб там плескалось что-то покрепче.

— А тебя не смущало, что она оборачивалась волком и убегала в лес⁈

— Не-е-ет, — махнул рукой тот и улыбнулся. — У каждой женщины за душой скрывается какая-нибудь тварь. Уж лучше такая, чем змея какая-нибудь.