Книга Песнь русалки, страница 11 – Саша Урбан

— Тебя только за смертью посылать, Влас Никитич, — проворчала Олеся. Живая и здоровая, она сидела на лавке и пыталась заплести космы цвета дорожной пыли в косу. Получалось не очень, то тут, то там выбивались пряди, но она словно не обращала внимания, как будто соблюдала приличия только чтоб как-то искупить вину за испуг, который причинила.

— А как же? Как же глаза? Пена? — пробормотал Влас, спина его обмякла. Олеся только сверкнула глазами.

— Нужно же мне было как-то от Данки сманить, а? А вы и не одни пришли, славно, — улыбнулась она, глядя на девичьи лица, показавшиеся в просвете между юношами. В глазах Олеси мелькнуло узнавание, и хитрая улыбка сменилась нежной и ласковой, как весенние солнечные лучи. — Вот вы где были, девочки мои.

— Бабушка! Бабушка! — Анюта и Дарья бросились к старухе, вытянув напряжённые руки. Та распахнула объятия и приняла их под покров своих бесчисленных накидок и платков. Узловатые пальцы легли на светлые затылки, Олеся прикоснулась губами сначала к одной макушке, потом к другой.

— Ну-ну, девочки мои. Бабушка же все слышит. Бабушка все всегда узнает и придет. Скоро домой пойдем.

Но две хрупкие фигуры застряслись, из-под слоев ткани послышались скулящие рыдания, как будто плакали маленькие дети. Святослав протер глаза: и правда, они же едва ли не младше него.И как он мог принять их за старух? Все дело в волосах и странной поступи, наверное. И в этой их странной манере отворачиваться, не говорить.

— Бабушка, она веретенца наши украла и спрятала, — всхлипнула одна из кумушек.

— А с веретенцами и имена забрала. А без них мы и вернуться-то не можем, — подхватила вторая. — С княжичем говорить запретила, нам его ни защитить, ни предупредить не даёт. Обещала все вернуть, как мы ее волю исполним, а мы…

И снова рыдания. Влас тихонько подошёл к Святу и шепнул.

— Ты понимаешь хоть слово? Какие веретенца?

— Не знаю, — пожал плечами Святослав.

— Веретенца волшебные, — невозмутимо сказала Олеся, утешающе поглаживая девушек по волосам. — Без них и имен они — не они. А раз так, я не могу забрать их домой, пока ведьма проклятая их держит.

И стоило словам повиснуть в спертом воздухе, пропитанном запахом прелой соломы, Влас дернулся и вскинул руку.

«Не смей называть ее этим словом!» — вскричал он и пошел на старуху. Кумушки вскрикнули и бросились в стороны, каждая попыталась утащить бабушку с собой. Все трое повалились на земляной пол, а Влас застыл, словно не знал, на кого обрушить свой гнев. Его грудь тяжело вздымалась, взгляд бегал с одного лица на другое, занесённый кулак дрожал. Святослав, недолго думая, бросился вперёд, схватил конюха поперек живота и повалил на пол.

От этого Влас словно опомнился и принялся вырываться и ёрзать, рычать по-звериному. В глазах горел гнев фанатика, готового до последней капли крови защищать свою святыню. Ярость застлала ему взор, и юноша смотрел перед собой, но будто не узнавал друга. А Свят перенес весь свой вес на руки, придавил Власа за плечи к земле и давил, давил, в надежде, что сейчас друг перебесится и успокоится. Но чем дольше он держал, тем сильнее разгорался во Власе гнев. Несколько бесконечно долгих секунд, и на шее юноши вздулись вены, а в белках глаз показались подтёки крови, на губах выступила пена. Свят пытался позвать его, но тот не слышал.