Книга Девочка⁰, страница 34 – Микита Франко

– Твоя мама в кабинете у врача, в конце коридора. – И добавила: – Живая.

Мне стало нехорошо. В глазах все неприятно поплыло, и я сел с ней рядом. Но после разговора с Ромой это уже было привычное, узнаваемое «нехорошо».

– Зачем ты это сделал? – снова всхлипнула Марина.

– Что? – Хотя понятно было «что». Я просто оттягивал время.

– Соврал, что ты мальчик, соврал про семью.

Я пожал плечами:

– Просто хотел, чтобы меня считали мальчиком.

– А про все остальное зачем?

Я опять пожалплечами. Потому что правда не знал.

– Ты хотел поиздеваться надо мной? – снова спросила Марина, и по ее голосу я понял, что она вот-вот заплачет.

– Нет! – поспешно заверил ее я.

Это была правда: я не хотел ничего такого. Меньше всего мне хотелось сделать кому-то плохо.

– Я просто не хотел быть собой, – почти шепотом произнес я.

Она удивленно подняла на меня глаза и так же шепотом спросила:

– Ты дурак?

– Наверное…

– Не подходи больше ко мне, – выпалила она и резко поднялась со стула.

Я смотрел, как она уходит, и мне было хуже некуда. Я довел девочку до слез, испортил ей впечатления от первой любви и, наверное, оставил тонну гадких воспоминаний до конца жизни. Мне хотелось избить самого себя. Что угодно лучше, чем это раздирающее понимание, что я подонок. Когда я был маленьким, мне рассказывали про плохих людей, которые жестоки с другими, а теперь я и сам оказывался таким человеком.

Мама ужасно на меня накричала, но не из-за Марины. Врач сказал, что у меня сотрясение и поэтому меня нельзя бить, толкать и трясти, но я видел, как маме хочется все это сделать.

Мы ехали из больницы на такси, и весь путь до дома мама не могла успокоиться.

– Что на тебе надето?! – кричала она. – И ты так по городу разгуливаешь, как чучело огородное?! И люди на тебя смотрят! У тебя что, вещей нормальных нет?! Ходишь как беспризорница! В больнице были уверены, что ты мальчик! Кое-как врачу доказала, что это твое свидетельство о рождении!

И все это на глазах у таксиста, в машине чужого человека. Водитель кавказской наружности осуждающе смотрел на меня через зеркало заднего вида, покачивал головой и поддакивал маме:

– Вы все правильно говорите! Вы молодец! Хорошая мама! Сейчас время такое, подобные штучки надо сразу… Это самое… Пресекать! У меня три дочери, да если б кто-то из них так вырядился, я бы ей сказал: «Эй, ты девушка или кто, ты либо покажи свои яйца, либо переоденься в нормальную одежду!» Ай-яй-яй, Бог все видит! Правильно же я говорю, да? Прав я или нет?

Мама говорила, что, конечно, он прав.

Мне хотелось спросить: «Ну при чем тут одежда, мама? Я девочку обидел, при чем тут одежда? Ты меня совсем не за то ругаешь…» И все же становилось немного легче. Выслушивая мамины крики, я словно искупал часть своей вины перед Мариной.

А дома досталось и Гордею. Мамин гнев, как пламя, перекинулсяна брата: она отругала его за то, что он отдал мне часть своих вещей и что из-за него я теперь разгуливаю по городу, как сирота-оборванец, попадаю под машины, а она потом краснеет перед врачами, доказывая, что «никакой она не мальчик, а моя дочь!». Папа, услышав эту возмутительную историю, присоединился к маминым поучениям в своей священнической манере. Вкрадчиво и спокойно он объяснил мне, что «наш пол – это дар Божий, и ты особенно должна гордиться им, ведь тебе дано исполнить главное Божье чудо – рождение детей, в котором и таится смысл твоего истинного предназначения, это не изменишь одеждой, и нечего вводить в заблуждение себя и других людей».