Книга Девочка⁰, страница 29 – Микита Франко

Идиллия в наших отношениях треснула в тот день, когда Гордей повел меня на крышу праздновать мой сорвавшийся тринадцатый день рождения. Тогда еще внешний мир оставался спокойным, прежним, но мое сознание уже готовилось сделать сальто-мортале.

Закупившись сладостями, мы с братом поднялись на крышу и разместились на неровном прямоугольномкуске бетона – я с одной стороны, Гордей с другой. По центру поставили пластиковую каретку с шоколадным рулетом и ели его прямо так, немытыми пальцами, запивая колой из бумажных стаканчиков. За моей спиной, привязанные к вентиляционной трубе, трепыхались от ветра воздушные шарики.

– Ты правда хочешь быть управляющим? – спросил я, вспоминая недавний разговор за столом.

– Нет, просто это звучит солидней, чем художник, – несколько лениво ответил Гордей.

– Ты хочешь быть художником? – Я постарался не показывать явного удивления.

– Да.

– Ясно.

Он хмуро посмотрел на меня:

– «Ясно» – и все?

– Да. «Ясно», и все.

– И не спросишь почему?

– Да мне плевать.

Это было неправдой, но от Гордея исходила какая-то непонятная аура нахальства, которая и раздражала, и притягивала одновременно. Рядом с ним хотелось разговаривать в тон – размеренно, развязно и грубо.

Ему понравился мой ответ. Он рассмеялся и проговорил:

– А ты хорош.

Я редко слышал похвалу от брата и, обрадовавшись его реакции, все-таки аккуратно сказал:

– Ты же не умеешь рисовать.

– Художники не только рисуют.

Я попытался вспомнить, были ли какие-то особые таланты у Гордея в лепке или резьбе по дереву, но нет… Однако я не стал возражать, чтобы не накалять атмосферу.

– Для этого, наверное, нужно поступать в художественный колледж или вуз, – заметил я.

Гордей только пожал плечами.

– А как ты поступишь?

– Как-нибудь поступлю, – уклончиво ответил он.

Я не стал на него давить с этой темой. Мне нравилось, как мы сидим и болтаем, и я надеялся, что больше никто не придет.

Тогда и забарабанили в люк.

Все сразу стало обычным. Гордей, поднявшись, шутливо ударил меня шариком по голове и открыл дверцу в крыше.

Через квадратную дырку мигом вылез чумазый Жора, за ним близнецы Макс и Артем, потом Рома. На спине у последнего болталась гитара в чехле. Парни тут же начали громко разговаривать, выкрикивать, гоготать гиеньим смехом, и я почувствовал себя лишним, хотя они пришли на мой праздник.

Жора, глядя на меня, насмешливо сказал:

– Так, пацаны, у нас тут детский день рождения! Так что ведем себя прилично и не материмся при маленьких, хорошо?

– Заебись, – язвительно согласился я.

И они снова заржали. На меня накатило раздражение: почему они такие противные? Как тупые свиньи.

Парни начали дербанить наш с Гордеем рулет: я смотрел, каких пальцы опускаются прямо в шоколадный крем, разламывая куски бисквита на части, и мне делалось совсем тошно. Они ели, пачкая в шоколаде рот, и просили Рому что-нибудь сыграть.

Я решил, что он сейчас начнет читать рэп про «крутые тачки и баб», потому что подобная музыка вызывала у меня такие же ассоциации с глупостью, как и вся их компания.

Рома вытащил гитару из чехла, перекинул через плечо затертый ремень, выпрямился и сразу вдруг показался умнее. Будто смущаясь, он обвел нас взглядом. Я заметил, что у него большие грустные глаза, какие обычно бывают у маленьких детей, и это было единственным, что мне в нем понравилось. Рома не был страшным, нет, просто он был по-обыкновенному красив. Бывает такая «журнальная» красота, когда смотришь на человека и понимаешь, что еще более идеальным его лицо быть просто не могло, но все равно ощущение от него… Пустое и глупое. И это скучно.