Онлайн книга «Почти 15 лет»
|
— Не рассказывал, — растерянно ответил Лев. — Он только говорил, что отец ушёл, что он его не знает… — Мда, — вздохнула Антонина Андреевна. — Его это, конечно, очень обидело. — Ещё бы. Лев не на шутку расстроился: почему он ничего не знал? Это же важно! Слава знал его историю досконально: от возвращения отца с войны до ружья, направленного в ненавистный затылок. Слава был рядом в день его смерти. Слава примчался потом на кладбище. А где всё это время был его собственный отец? Его боль? Как Лев умудрился всё это пропустить? Антонина Андреевна неожиданно предложила: — Хочешь Славика покажу? — и добавила с нежностью: — Маленького. — Конечно хочу. Они оставили пустые (не считая капустных шкурок, отодвинутых Львом) тарелки возле раковины и, шагнув в тёмный коридор, завернули направо, в гостиную. Лев обратил внимание, что у Славиной мамы вместо дверей занавесы из деревянных бус, как у Камы когда-то. Только у Камы, конечно, пострашнее были, а тут хэндмэйд, ручная работа, сердечки и ракушки. Антонина Андреевна долго искалав верхнем ящике комода альбом с фотографиями. Перекладывала документы туда-сюда, и Лев заметил среди них медицинский диплом советского образца. Полистал из любопытства, заметил тройку по психиатрии и ощутил в Антонине Андреевне родственную душу. — Нашла! — обрадовалась она, вытащив старый альбом с мягкой обложкой. Передавая его Льву, уточнила: — Там только Слава. — Вау, у него есть личный альбом, — посмеялся Лев, осторожно беря в руки семейную ценность. Антонина Андреевна серьёзно кивнула: — Конечно, и у Юли есть. И есть ещё их общий. И уже тот, где мы все… Он откинул обложку, в нос ударил запах сырости, старой бумаги и фотореактивов. Вспомнилось, как в детстве папа проявлял фотографии в ванной комнате, развешивая их на прищепках, будто носки. Странное, непонятное воспоминание. Непонятное — значит, непонятно откуда. Обычно он не помнил, что отец что-то там проявлял, что отец вообще имел какие-то нормальные, человеческие хобби, кроме насилия, войны и оружия. На первой странице была большая портретная фотография — как под ухом поясняла Антонина Андреевна: «В садике делали». Она была скучной, как многие садиковские фотки, поэтому Лев её быстро пролистал, не зацепившись взглядом за озорное лицо мальчишки: как-то не вязалось, что он, этот ребёнок, и есть его Слава. А на следующей он его узнал. Лохматый загорелый пацан в шортах и матроске сидел на изогнутом стволе дерева, очень похоже (ну, прямо как сейчас) щурился одним глазом на солнце, поджимал левый уголок губ, показывал ямочку на щеке, и выглядел очень, ну очень нахальным. В руке у него было надкушенное яблоко и Лев подумал, что Слава стащил с чужого огорода: уж слишком был похож на хулигана. Правда, не такого хулигана, каким был сам Лев, а хулигана в хорошем смысле: добродушного безвредного пакостника. Рядом со Славой, прислонившись к стволу, стоял другой мальчик: тощий, похожий на воробья, с размазанной грязью на коленях и щеках, и выгоревшими на солнце белобрысыми волосами. Если присмотреться к снимку, можно было заметить, что Слава смотрит не в камеру, а, скосив взгляд, поглядывает на этого мальчика. Ткнув в него пальцем, Лев спросил у Антонины Андреевны: — А это кто? — Это Максим. «Тупое имя», — подумал Лев, прямо как когда услышал о нём впервые. |