Книга История Льва, страница 77 – Микита Франко

«Всё равно я не могу»

«Можешь, это не опасно»

«Опасно»

«Ты боишься получить в глаз от девчонки или что?»

Тогда Лёва понял, что он не боится получить от неё в глаз. Он даже уверен, что не получит. Просто сказать кому-то: «Я гей» – это… Ну… Это всё. Потом не отмоешься. Клеймо на всю жизнь. И он не хотел на себе его ставить.

- У меня было переливание крови, – быстро сказал Лёва, лихорадочно вспоминая «потенциально опасные ситуации» из той вичовой анкеты.

- Господи, из-за чего? – с сочувствием спросила Катя.

А Лёва не знал, из-за чего бывает переливание крови. Так далеко его познания в биологии и анатомии не заходили.

- Да так… – с наигранным драматизмом ответил он. И, напуская на себе ещё больше холодной загадочности, добавил: – Не хочу об этом говорить.

- Ладно, – кивнула Катя, убирая прядь волос за ухо. – Извини. Но, знаешь, в любом случае «переливание крови» звучит гораздо нормальней, чем «я колюсь», так что не стоит этого так стесняться.

- Учту, - буркнул Лёва, пристыженно глядя в землю.

Ему показалось, что она его раскусила, что за её словами про «переливание крови» звучала настоящая причина, и они оба её знали. Зря она, наверное, так о себе – «Я тупая». В этом она была не права.

Катя оказалась не беременна.

Это, наверное, хорошо. Он так и сказал Кате, нервно кусая губы: «Хорошо. Супер. Отлично». Но была внутри неясная, затаенная надежда на другой исход – он ощущал эту надежду с первых дней общения с девушкой. Только теперь, когда отсутствие беременности было окончательно установлено, Лёва смог себе объяснить, в чём дело: он хотел, чтобы этот ребёнок был, потому что от этого и Шева как будто бы был. На дополнительных уроках по биологии, куда он теперь ходил вместе с Власовским,рассказывали, что ребёнку достаётся 50% от ДНК каждого из родителей. Значит, если бы у Кати кто-то родился, этот кто-то был бы на 50% Юрой. Конечно, на оставшиеся 50 – Катей, но с её частью Лёва готов был примириться. Случись такое, он бы, наверное, даже что-нибудь придумал – ну, чтобы им не пришлось жить в той квартире, где круглые сутки ошиваются маргиналы.

Но получилось так, как получилось: Юра умер и никого после себя не оставил. И ничего. В школе все относились к нему с пренебрежительным сочувствием: какой бедный мальчик, какая загубленная жизнь. Русичка, по прозвищу Мальвина (из-за джинсов с лейблом Mawin), разбирая на литературе «Преступление и наказание», сказала, что каждый человек живёт на свете не зря. А Варя, назойливая староста-активистка, глумливо спросила с места: «Если каждый человек живёт на свете не зря, зачем тогда жил на свете Сорокин?». Все посмеялись, а русичка, тупая дура, сказала: «Ну, теперь благодаря Сорокину вы знаете, до чего доводит такой образ жизни, какой он выбрал». Лёва сидел на последней парте, сжимая кулаки от злости, и представлял, как всех бы их перестрелял. Каждого. Бах! – и пуля сносит их ржущие морды.

После уроков, по дороге домой, Власовский спросил у Лёвы:

- А ты как думаешь, для чего жил на свете Сорокин?

Лёва раздражился: и он туда же! А в классе единственный был, кто не смеялся.

- Я не знаю, - едва слышно ответил Лёва.

Если бы у Кати был ребёнок, было бы проще. Он бы знал. Он бы сказал, что, может, этот ребёнок изобретёт лекарство от рака или слетает на Марс – всё лучше, хоть какая-то надежда, что жизнь прошла не зря. А так действительно – непонятно.