Онлайн книга «История Льва»
|
Парни проследили за этим движением с сигаретой затаив дыхание. И ждали: как Кама отреагирует? Никто не смел указывать Каме: он был главным, за «старшего». Лет ему было шестнадцать или семнадцать – больше, чем остальным. И когда Кама, такой вальяжный и взрослый, поднял бычок и швырнул его в приоткрытую форточку, а затем сел обратно, вытаскивая из пачки следующую сигарету, кто-то удивлённо присвистнул. Спустил с рук. Конечно, Кама продолжил курить в подвале, но больше никто не называл Лёву ни «котиком», ни позером. Так он и остался в компании единственный без клички – просто Лёва. Для Шевы это значило много: Лёва переплюнул самого Каму в его глазах! Парни переговаривались между собой: когда Каму загребут в тюрягу, на его место придёт Лёва. А загрести было за что. «Скинхеды» – оно само по себе звучало хреново, а в случае подвальной компании так вообще – одно название. Обычные беспризорники, гопники и наркоманы – в лучшем случае повторяли стиль одежды, а некоторые и этого не делали. Никакой идеологии ребята не придерживалисьи четких политических взглядов не имели (для половины из них слова «идеология» и «политические взгляды» были труднопроизносимыми в принципе). Парни усвоили всего несколько правил: они грабят стариков, женщин, «чурок» и «пидорасов». Одних – потому что слабые, других – потому что нужно ненавидеть («Так принято у настоящих скинхедов» - объяснял Кама). Лёва ничего не знал про «настоящих скинхедов», но чувствовал, что и Кама про них ничего не знает. Кама относился к Лёве с завистливым уважением: у него, у Камы, были какие-то комплексы насчёт своей смуглой внешности с азиатскими чертами, и он с нескрываемым восхищением называл Лёву «образцом чистой расы». - Это нордическая раса, - объяснял Кама остальным, демонстрируя Льва как учебный макет. – Белая кожа, светлые волосы, голубые глаза… Твои родители немцы? - Не уверен, - нехотя отвечал Лёва. - Ты что, точно не знаешь? - Да мне как-то плевать. - Плевать на свою национальность? – уточнил Кама с предосудительной усмешкой. Лёва пожал плечами: - Ну, конечно, не так сильно, как тебе – на свою. Парни заулюлюкали, демонстрируя то ли возмущение, то ли одобрение. Скорее – первое. В компании его не особо жаловали. Однажды, бесшумно войдя в подвал, Лёва услышал, как Вальтер спрашивает Каму: - Почему ты его просто не выгонишь? Он же нихрена не делает, никуда с нами не ходит. Кама ответил очень легко: - Потому что он умный. Больше здесь никто этим похвастаться не может. Лёва растерянно подумал: не шибко-то он умный, раз бегает за таким тупицей. Лёва знал Шеву с самого рождения и мог заверить наверняка: ума парню всегда недоставало. Он был генератором самых дурацких и опасных идей, последствия которых не мог просчитать (а Лёва мог, но всё равно поддерживал эти идеи, потому что это было важным для Шевы). Сотни раз Лёва прокручивал в голове тот день, когда они взорвали ванную – тот день, когда он впервые ощутил это пугающее влечение к нему, и никак не мог понять: откуда оно взялось? Иногда ему казалось, что оно появилось гораздо раньше, может быть, еще в начальной школе, когда Лёва, сидя за одной партой с Шевой, десятки раз «случайно» касался его колена своим, а может, и того раньше, в детском саду, в песочнице, когда Саша Громов насыпал Шеве песок за шиворот, а Лёва в отместку отлупил того лопаткой. Может, всё это, скопившись внутринего, привело к тому дню, когда они жались друг к другу за комодом, и Лёва сладко дрожал от этих ощущений. |