Книга Сад эдельвейсов, страница 112 – Лили Мокашь

«И в конечном счете убил».

– Быть этого не может! – Стас подскочил с кровати и принялся ходить по комнате взад-вперед, не видя ничего вокруг. – Он бы заметил. Заметил бы, что убивает ее, и перестал бы, правда?

Макс безвольно откинулся к стене, затылок ударился с глухим стуком. На Диане, как и на братьях, не было лица. Ее алебастровая кожа, казалось, лишилась последних красок и стала мертвенно-бледной, без единого живого оттенка. Только Виола на фоне других оставалась внешне спокойной: не так давно жизнь уже научила ее, что делать поспешные выводы о том, кого и как мог убить приемный отец, не стоило.

Стас в очередной раз пронесся мимо меня, заставляя воздух вокруг вибрировать. Я попыталась ухватить его за руку и успокоить, но пальцы лишь скользнули по гладкой коже.

В отличие от тех, кто жил с Владимиром под одной крышей, мне легко удалось поверить в слова Каандора. Возможно, дело было в нашей связи – связи духа и его носителя, но я хорошо понимала: не только в этом. Мое сознание с некоторым усилием старалось оградить меня от болезненных воспоминаний. Казалось, где-то глубоко внутри, в самых темных и недоступных другим недрах, я хранила личную коробку Пандоры. В нее отправлялось все невыносимое. Все, что пугало меня и отравляло жизнь.

Здесь таились самые болезненные и ужасные картины из прошлой школы: например, как кто-то затолкнул мой рюкзак в унитаз в мужском туалете. Или как, сидя сзади меня за партой, одноклассник ножницами осторожно выстриг прядь за прядью мои волосы. Именно после этого я стала собирать волосы в хвост, надеясь хотя бы так уберечься.

И именно здесь хранилась память о похищении, о том, как я сидела в холодном темном фургоне, а снаружи стояли мои будущие палачи и пытались решить, что делать дальше.

Все те вещи, которые я не могла выдержать, отправлялись в эту маленькую коробочку и закрывались там на замок, чтобы боль не просочилась. Воспоминания о встрече с Каандором лежали здесь же, и именно они переполнили и без того набитое до упора пространство настолько, что некоторые моменты стали вываливаться, а я до сих пор не представляла, как справиться с эмоциями, связанными с этими моментами. Порой мне казалось, что проще представить, будто все эти события происходили не со мной. Только это позволяло двигаться вперед. Застыть на местебыло бы верной смертью, как и просто признать, что по-настоящему во время пребывания во Тьме меня напугала вовсе не она, а собственные чувства. Разрушительные и неправильные эмоции, которые я запрещала себе чувствовать.

Я хорошо помню, как ощущалось это место. Тьма обволакивала, точно мягкое одеяло, обещая сказку с хорошим концом. Она манила меня к себе, давая клятву позаботиться обо мне так, как я того заслуживала. Это место привлекало меня, обещая заветную передышку, которая так была мне нужна, и хотелось просто закрыть глаза и провалиться в эти мягкие объятия, забыться вечным сном, но любопытство взяло верх: маленький огонек в самом конце подгонял меня, призывал приблизиться, и я доверилась сиюминутному желанию. По мере приближения обманчивый свет рассеивался все больше, чтобы показать мне вместо сказки со счастливым концом бесконечный ужас: ночной кошмар, наполненный мольбами Ника и его кровью; ноющее сердце от осознания, что мои чувства к Никите были настоящими, а не действием вампирского гипноза.