Книга Полнолуние, страница 94 – Светлана Поделинская

Эдгар бесшумно поднялся, накинул халат и сел рядом с Эвелиной в ожидании ее пробуждения. Он раскаивался в том, что натворил, и не мог оправдаться перед собой за легкомыслие и несдержанность, непростительные в тридцать лет. Поглощенный самолюбованием, он безрассудно надругался над своими принципами и поступил еще хуже, нежели отец с его матерью. Эдгар долго рассматривал свой грех со всех сторон: кровосмешение, извращение, но где-то на дне его души скрывалось глубокое удовлетворение. Подобной страсти он не испытывал никогда в жизни и не считал себя способным на такие безумства. На бесцветном фоне его тошнотворной пресыщенности эта ночь стала ослепительной вспышкой, которая придала иной смысл отвергнутому прошлому. Эдгар вступил на новый виток жизни и был готов поднять свой дом из руин, если только ему удастся не спугнуть Эвелину и сберечь их святотатственную любовь.

Эдгар склонился над сестрой, рассматривая ее лицо, невинное и чужое в облаке сна. Таким было и его лицо тринадцать далеких лет назад, до того как он повстречал тетю Людовину и узнал правду о своем рождении. Время шло, и Эдгар был вынужден потревожить спокойное отчуждение Эвелины. Он нерешился разбудить сестру поцелуем и ограничился тем, что легонько тронул за плечо. Эвелина машинально села на кровати, приоткрыла смутные со сна глаза и какое-то время с растерянностью смотрела прямо перед собой, не понимая, где находится, – разбегающиеся сновидения все еще застили ей реальность. Эдгар осторожно накинул ей на плечи пеньюар и проронил полушепотом, без всякого выражения:

– Проснись, моя… – Он хотел как-то ласково назвать ее, но вместо этого произнес полное имя: – Просыпайся, Эвелина-Офелия.

Эва медленно повернула голову и посмотрела на него. Ее затуманенный взгляд стал постепенно проясняться, но одновременно с прозрением глаза начали наполняться ужасом, который нарастал с каждым ожившим воспоминанием. Этот ужас пока был немым, однако она задышала так неестественно часто, что следовало ожидать взрыва. Эдгару было больно наблюдать, как сестра, еще не выйдя из-под власти сна, переживает кошмар наяву, видеть ее изнемогающие глаза и воспаленно-алые губы, с которых сорвался слабый всхлип. Он порывисто прижал Эвелину к своей груди и тем самым заглушил ее вскрик.

– Тише, Эва, дорогая, – зашептал Эдгар, взъерошив ей волосы жарким дыханием. – Я умоляю тебя, молчи. Ты только навредишь себе. Представляешь, какой может быть скандал? Твоя репутация погибнет. Моя тоже, хотя мне это безразлично.

Эвелина отшатнулась от него, как от огня. Ее глаза стали столь прозрачными и бессмысленными, что Эдгар испугался за ее рассудок. Смертельный ужас непоправимого – острее, чем боль, уничижительнее, чем стыд, сильнее, чем страх, – теперь обратился против брата. Не отрывая от него своего гиблого взора, Эвелина вдруг разразилась слезами – так исступленно, словно собиралась выплакать душу, но совершенно бесшумно. Эта тихая гроза оборвалась столь же внезапно, как и вспыхнула. Невидящий от слез взгляд забегал в поисках выхода, а затем Эвелина вскочила с кровати, завернувшись в пеньюар, и вслепую метнулась к двери. Несколько мучительных мгновений она билась у створки, как бабочка о стекло, потом дверь отворилась, и Эвелина убежала прочь, ни разу не оглянувшись на следы своего грехопадения.