Книга Ведьмин смех, страница 24 – Татьяна Вешкина, Алекс Хилл, Том Белл, и др.

– Все нормально? – спрашивает Денис, напоминая о себе.

– Да. Спасибо, что передал кораблик.

– Он от тайного поклонника?

– От друга.

– М-м-м… понятно.

Проходит несколько секунд, и я улыбаюсь, поворачиваясь к Денису:

– А чего ты сидишь? Тебя разве дружки не заждались?

– Я был рад свалить, чтобы не оплачивать счет.

– Ты такой засранец, – смеюсь я.

– А ты фигово целуешься.

– Ну прости. Я вообще-то не просила тебяцеловать меня второй раз.

– Может, третий будет получше? – бубнит он, глядя на мои губы.

Наклоняюсь, Денис подается навстречу. Наши дыхания встречаются, море тихо аплодирует. Медленно поднимаю руку и… щелкаю Дениса по носу, отстраняясь.

– Ты об этом пожалеешь, Софа.

– Как страшно.

– Я серьезно.

– Угу.

– Ты мне нравишься.

– Соболезную.

– И я тебе.

– Соболезнуешь?

– Нравлюсь.

По набережной прокатывается громкий залп, в небо взмывают красные вспышки и рассыпаются десятками мерцающих искр. За ними следуют синие, а после желтые. Смотрю вверх, улыбка не сходит с лица. Красочный фейерверк освещает небо и отражается в темной воде. Впереди новый этап, ступень, глава или серия, не важно, как это назвать. Главное, это точно будет удивительно и прекрасно. Я это знаю, ведь проводники не подводят. Никогда.

1. Пять ассоциаций со словом «ведьма»?

Огонь, травы, истина, мрак, слово.

2. Существует ли в жизни настоящая любовь?

Да, и встречается чаще, чем многим кажется. Другое дело, что порой она пугает, как любое настоящее.

3. О чем эта история?

Эта история о том, что любое проклятие может снять человек, который выберет не себя.

Апрельский рассвет – самый сладкий, самый свежий, похожий на десерт из лепестков роз. Он овевает нежной прохладой и ласкает, как самый нежный любовник. А потом разгорается в жаркий, неистовый день – такого жаркого апреля не было уже много лет.

И пик его жара приходится на Бельтайн.

Чудесно.

Элиза вышла на крыльцо, потянулась – легкий ветерок скользнул в широкие рукава домашнего платья – и подставила лицо рассветному солнцу.

Просыпалась всегда раньше всех, с рассветом, как учила мать, ведьма ведьм, которую все здесь боялись, в маленьком шотландском городке Элдер Гроув^[1].

«Кто раньше встает, – приговаривала она, раскладывая карты очередному клиенту, – тот больше всех видит».

«Больше всех, – думала Элиза, – видят галки да сороки, за ними не угнаться». Впрочем, это не мешало ей чувствовать себя галкой или сорокой, сидя на небольшом балкончике за чашкой кофе.

А по-хорошему, вороной бы стать, как мать… Да где уж.

Просыпалась она раньше всех, но открывалась – последней.

Сейчас, перед праздником, это было особенно важно. Открыть двери последней, последней впустить мнущихся у порога посетителей, оставить за собой последнее слово.

Капризная выросла ведьма.

Вся в мать.

Еще и упрямая.

Говорили ей – не возвращайся в Элдер Гроув, нечего тут делать, все терновником заросло и шипы пустило глубоко в сердце. Есть места получше – целый мир прекрасных и живых мест, где еще не забыли, что такое настоящее волшебство.

Но Элиза знала – такой, как она, надо быть там, где волшебства почти уже и нет.

И ненароком тут и там подсаживать его ростки в окаменевшие сердца.

Впрочем, для местных она – все равно что чужая, приезжая. Тут все уже и забыли, что она тоже кровь и плоть от местных мостовых, выросла здесь, здесь разбивала коленки и училась первым чарам, здесь выпрашивала у пекаря краюшку самого свежего хлеба и здесь же разбивала сердца первыми неуклюжими приворотами.