Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 139 – Элина Птицына

Сейчас Бертрам с удивлением думал, что его подсознание фиксировало эти мелочи холодно и отстраненно, как будто со стороны. Интересно, кого видели теткины горничные? Неуверенного отрока с растерянными глазами? Интуиция мальчика вопила, что сейчас это самый верный образ.

Той ночью он наметил себе два дела — покормить своего подопечного и пробраться в заброшенный садовый домик. Там были настоящие залежи гипса и селитры: когда-то Волёны держали садовника, который думал об удобрении почвы. Теперь заброшенное строение использовали как сарай для хранения всякого хлама. Благо, домик, не смотря на то, что за ним никто не следил, имел целую крышу и гипс хранился правильно. В этом Берти убедился еще раньше, когда случайно туда забрел. И вот на этот гипс у Берти были большие планы: он прекрасно подходил для циркулярной повязки. Ну, во всяком случае ни Берти, ни Барсику крутить носом не приходилось.

Кажется, именно в ночном саду Волёнов, пробираясь в садовническую, он впервые подумал о том, что сможет зарабатывать себе на жизнь родовым ремеслом на улицах Нижнего города.

Да, Берти прекрасно знал, что он далеко не полноценный лекарь. Но вправлятьвывихи и лечить переломы он точно сможет. И это даже не будет нарушением закона о гильдии врачей. Ведь хирургов считают ремесленниками, чуть выше шарлатанов*. Их не пускают в сообщество, но принимают в цирюльники, если сами попросятся. Но юный Бертрам туда не собирался. Вряд ли его деятельность будет настолько обширной, что ему потребуется защита гильдии.

Дед, помнится, на такое разделение фыркал и называл его имберийской дикостью. Его-то оно не касалась. Кто может указывать лейб-медику, чем ему заниматься? К тому же хирургия во Дворце была вполне востребована: вывихи и растяжения у гвардейцев случались часто.

Дед, который вполне мог бдеть только за здоровьем королевской семьи и больше ничем не заниматься, не считал нужным отказывать никому. Без практики любой врач умирает, говорил он внуку и сам, при необходимости, проводил нуждающимся полостные операции.

А может быть, королева так быстро разобралась с отцом, потому что у нее уже были разногласия с дедом? Точнее, не у нее, а у архиепископа. Но кто знает, что говорил Святейший Мервин Крейг королеве про семейство докторов?

А вот что он говаривал деду, Берти слышал сам.

…

— Это небогоугодно проливать кровь без нужды.

— Простите, Святейший отец, но нужда у нас как раз была. Лир Бот попросту бы умер в страшных мучениях, не проведи я операцию, — спокойно отвечал дед.

— Так стоило ли вмешиваться в волю Провидения?

— Но ведь лир Бот жив. Не значит ли это, что воля Провидения не нарушена? В противном случае, он бы все равно умер.

— Вы рассуждаете по-земному, уважаемый доктор, не как дворянин, а как человек низшего сословия, — скучно заметил архиепископ.

— Мой род числится благородным более тысячи лет, — резко ответил дед.

— И вместо того, чтобы возблагодарить Провидение за эту милость, вы, говорят, ездите в морги и тревожите умерших. Я долго отказывался верить в такое святотатство, — сокрушенно вздохнул черноризец.

— Бертрамы — потомственные лечебники, Святейший отец, мы всегда изучали анатомию.

— Это глубоко греховное дело, — голос Крейга строг.

Берти тогда притаился за белой ширмой и слушал, широко раскрыв глаза. Он мыл сосуды для микстур, когда пришел Мервин и теперь, чувствуя непонятную опасность, боялся звякнуть ими друг о друга. Уловив какое-то движение позади, он резко обернулся и увидел отца за колонной. Тот поднес палец к губам.