Книга Жена самурая, страница 230 – Виктория Богачева

Такеши вкладывал в каждый удар всю свою ненависть и злобу, наваливался на катану изо всех оставшихся сил, пытаясь продавить Асикагу и сломить его сопротивление. И каждый раз самурай отбрасывал его, распрямлялся и нападал в ответ.

Едкий пот застилал глаза, мокрые, растрепанные волосы хлестали их по лицам, но для каждого в тот момент существовали лишь катана, являвшаяся неотъемлемым продолжением руки.

Все закончилось в одно мгновение. Асигака бросился вперед и, готовясь к удару, раскрылся, забыв о защите. Он рубанул Такеши катаной по левому плечу, а Минамото всадил ему меч в живот. Самурай закашлялся кровью, выплескивая ее на себя при каждом новом хрипе, и Такеши смотрел ему в глаза все время, пока тот умирал, и лишь крепче стискивал рукоять меча да дергал им вперед.

Когда Асигака повис на катане безвольным мешком, Такеши позволил ему упасть и сам рухнул на колени подле. Израненное левое плечо кровило, не переставая, а в легких, казалось, что-то булькало, когда Минамото вдыхал. Он скривился и запрокинул голову, упер затылок в стену и посмотрел на серое небо с низкими облаками, распростершееся над ним.

«Хороший день», — подумалось ему, когда он закрыл глаза.

Ему бы встать да спуститься вниз, быть там, в гуще битвы, когда ликующие крики возвестят о победе их объединенного войска. Ему бы радоваться вместе с Нарамаро да верхом на Молниеносном объезжать выгоревшие дотла минка и усеянную мертвыми телами землю.

Но он, пожалуй, слишком устал, даже чтобы протянуть руку за своей катаной. Слишком устал и не чувствовал ни радости, ниоблегчения. Такеши знал, что они придут позже — вместе с горечью из-за погибших, вместе с удовлетворением от свершенной, наконец, мести, вместе с тоской по отцу, который этого не застал.

Но пока что Такеши чувствовал лишь опустошение.

Спустя какое-то время он заставил себя отрезать от кимоно Асикаги наименее запятнанный кусок и приложил его к левому плечу. Только сейчас он почувствовал, что обломок стрелы торчит из его тела чуть повыше лопатки. Такеши было не с руки вытаскивать его самому, и он, поднявшись, медленно пошел прочь.

Первые встретившиеся ему на пути солдаты не узнали его и едва не обнажили катаны. Они опомнились вовремя, когда заметили отсутствующую левую руку. Они могли не знать его в лицо, но о том, что Такеши Минамото нынче был одноруким, знали все.

— Дайте мне плащ, — сказал он самураям из клана Татибана, разглядев фамильный герб на их одежде.

Сразу трое потянулись к завязкам плащей, а четвертый — зорче других — достал из мешочка на поясе чистых тряпок. Он шагнул вперед, держа их в вытянутой руке, не совсем уверенный в том, что намеревался сделать.

— Рану сперва нужно прижечь, — сказал Такеши, но тряпки взял, заменив ими грязный обрывок плаща Асикаги.

Он пошел — похромал — дальше, оставив озадаченных солдат позади. Наверное, они представляли его совсем другим. Он и сам представлял.

Земля под ногами была усеяна мертвыми и умирающими. Самураи с заплечными мешками наперевес бродили между ранеными и искали тех, кому еще можно было помочь.

В те минка, что уцелели в огне — а такие еще оставались — приносили раненых; а кто-то, кто мог ходить, шагал к ним сам. Туда же таскали воду, там же разводили костры и нагревали мечи, чтобы прижигать раны.