Книга Отрада, страница 20 – Виктория Богачева

— Ах ты дрянь! — закричала Русана, замахиваясь рукой и пытаясь схватить ошеломленную Отраду за плечо. — Ёнда! Мужа моего вздумала увести?! — она резво преодолела разделявшее их расстояние, вцепилась девушке в косу и дернула на себя, отчего та зашипела от боли и изо всех оттолкнула женщину.

— Он... он... он! — Отрада отпрыгнула от нее, отбрасывая косу за спину и тяжело дыша. От ужаса она не могла вымолвить ни слова. — Он ко мне полез! — кое-как простонала она, оправляя рубаху да поневу.

— А ну молчи! — рявкнул на нее Перван. — Брешешь, волочайка!

— Уд бы свой лучше держал, ничего этого не было бы! — воскликнула Русана со слезами в голосе, повернувшись к мужу. — Мыслишь, незрячая я? Не вижу, как ты на девок других заглядываешься?!

Тяжелая оплеуха заставила ее замолчать, женщина пошатнулась и отступила на пару шагов назад. Забава тонко взвизгнула и прижала ладони к щекам, отступив в сторонку, к стене. Отрада, решив, что медлить нельзя, выскочила мимо них из избы и бросилась бежать через двор к воротам. За ней никто не погнался, Первану с Русаной было теперь уже не до нее.

Она закрыла за собой калитку и облегченно перевела дух, руками проводя по лицу, с ожесточением стирая с шеи оставшуюся после поцелуев Первана слюну.

Отраду била крупная дрожь, она громко клацала зубами, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Она еще никогда не чувствовала себя такой униженной и такой грязной. Пошатываясь и запинаясь на каждом шагу, она медленно побрела прочь от избы Зоряна в сторону дома. Она шла, низко склонив голову, смотря себе под ноги и не замечая ничего и никого вокруг. Из своего странного, полуобморочного состояния она очнулась, лишь оказавшись подле забора в родную избу. Как показаться матери на глаза в таком состоянии, она не ведала.

Закусив ладонь, чтобы рыдания не вырвались на волю, она тихонько приоткрыла дверь и вошла в сени. Ее била крупная дрожь. Слезы распирали грудь и не давали дышать. Пошатнувшись, Отрада оперласьо стену раскрытой ладонью и сгорбилась, второй рукой обхватив себя за живот. Зажмурившись, она вспомнила железную хватку Первана, когда тот ее удерживал, и зарыдала еще горше.

На ее плач из горницы высунулась перепуганная мать. Увидев зареванную дочку, Любава протянула к ней руки.

— Радушка... что, что такое приключилось, моя ясочка?

От ласковых слов Отраде сделалось еще горше. Любава же окинула ее встревоженным, взволнованным взглядом, подметив и слегка растрепавшуюся косы, и неровно заправленную в поневу рубаху.

— Ну! Что же ты молчишь! Кто тебя обидел?!

— Матушка, — сквозь рыдания простонала Отрада и сползла вниз, на пол. Любава, пытаясь удержать дочь за плечи, осела следом за ней, и та уткнулась матери в плечо, все еще мелко дрожа.

Нашептывая ласковые слова, называя ясноглазой ясочкой и пташкой, Любава размеренно поглаживала дочку по спине, пока рыдания, наконец, не затихли. Сколько они так вместе просидели на полу в сенях – неведомо. Но вскоре Отрада смогла поднять голову и заплаканными, покрасневшими глазами посмотрела на мать.

— Дядька Перван... тетка Русана вошла... помешала, — кое-как выговорила она осипшим голосом и провела ладонью по мокрым щекам. – Прости, матушка...

Рука матери замерла на ее плече на мгновение, но почти тотчас Любава справилась с собой и продолжила гладить дочку.