Книга Опасная игра леди Эвелин, страница 118 – Виктория Богачева

И меня накрыло осознание, пробрало до самого нутра.

—Фрэнсис Невилл,— прошептала я имя автора десятка книг, что стояли на полке. — «Размышления о равновесии власти», «Размышления о духе закона», «Правитель»...

Ошеломленная, я взглянула на Беркли и успела заметить, что он смотрел на мое лицо, не отрываясь.

— Вы думаете?..

— Это было бы невероятно иронично, — он кивнул.

И мы начали проверять книги одну за одной, перелистывая страницы, но ничего не находили. Время тянулось, и я чувствовала, как нарастает волнение.

Наконец, я остановилась у низкой полки в углу. Переплеты у них были ветхими, а слой пыли гораздо толще. Здесь стояли книги, к которым давно не прикасались.

Я провела пальцем вдоль корешков. В глаза бросился тяжелый томв черной кожаной обложке без надписей.

— Что это? — спросил Беркли.

Я аккуратно вынула книгу. Оказалось, это старое издание трудовФрэнсиса Невилла—«Чудовище».

Мои брови поползли вверх, а затем я услышала, как шумно выдохнул Беркли.

— Знаете, что сказал ваш отец перед казнью? — спросил он, пытаясь скрыть собственное волнение.

Я медленно покачала головой.

— Он сказал, что любой абсолютный правитель со временем превращается в чудовище, — он усмехнулся и покачал головой и осторожно перелистнул книгу. Несколько страниц были чуть плотнее остальных... как будто что-то скрывалось между ними.

Мы переглянулись, и я затаила дыхание. Беркли аккуратно поддел бумагу ногтем — и страница легко отошла от корешка.

За ней оказалось письмо. Бумага пожелтела, но почерк был узнаваем с первого взгляда.

— Это его рука, — прошептала я.

Потому что единственным, что осталось у меня от родителей, было несколько писем, которые отец писал матери, когда ухаживал за ней. В детстве я выучила их наизусть.

Беркли развернул лист, и мы склонились над ним, голова к голове.

Глупо было надеяться, что на жалком клочке бумаги окажутся ответы на все вопросы. Но отец дал на нем подсказку, с помощью которой спустя еще полчаса поисков уже в другой книге мы обнаружили ключ.

Настоящий и достаточно увесистый. Я держала его в руках, чувствуя, как железо нагревается от тепла ладоней.

— Надеюсь, он не от какой-нибудь кладовой в особняке, — тихо пробормотала я.

Беркли дернул уголками губ.

— Позвольте?..

Наши пальцы соприкоснулись, когда я передавала ему ключ, и по ладоням у меня тотчас разлился жар. А вот граф был полностью сосредоточен на деле — в отличие от меня. Беркои повертел ключ перед глазами, затем огляделся по сторонам и спрятал его во внутренний карман сюртука.

— Он от банковского хранилища. Я сталкивался уже с такими в одном из расследований.

— Все ценности и имущество семьи было изъято, — напомнила я.

— Будем надеяться, что не все. Но на сегодня наши поиски закончены. Пора возвращаться в особняк. Мы пробыли здесь слишком долго и привлекли внимание, — договорив, Беркли подал мне руку.

В сопровождении сестры Агнеты мы покинули библиотеку одними из последних. Это было весьма недальновидно с нашей стороны. Покусывая губу, я вспомнила, как графпредлагал остановиться сразу после того, как мы прочли первую записку. Он обещал, что мы вернемся утром, но я слишком хотела разгадать оставленные отцом подсказки... Я словно вновь почувствовала его присутствие — спустя пятнадцать лет после казни.

Едва мы сели в экипаж, я попросила у Беркли ключ. Он отдал его, ничего не спросив и не сказав, и я была благодарна. Весь путь до особняка я сжимала меж ладоней этот кусок железа, и сама понимала, как жалко, должно быть, выглядела со стороны. Чувствовать связь с отцом благодаря предмету, который он однажды держал в руках — смешно и нелепо. Но после того, как сгорел наш дом, у меня не осталось практически ничего. Даже тех крох, которые были.