Книга Академия Утёс, страница 19 – Анна Бэй

– Разберусь.

Оказалось, что есть. Завхоза редко кто заставал на рабочем месте, но Виктору повезло: тот задумчиво сидел напротив стены со старой затёртой афишей, где красовалась тонкая балерина в пачке. Пожилой мужчина даже не обернулся:

– Чего тебе? – обратился он к Виктору, медленно закуривая трубку.

– Тумбочку.

– Одной мало, что ли?

– Да  книг прибавилось. – он так и таскал тяжёлые чемоданы за собой, не в силах с ними расстаться.

– Знаешь, кто это? – завхоз показал на плакат, – Поколение нынче пропащее, таких легендарных людей не знает.

– Это Фелис ле Фэй, прима императорского балета. – спокойно ответил он, и вот теперь завхоз обратил на него внимание. Долгий оценивающий взгляд, уважительный кивок:

– Я был без ума от неё. Как и все, кто хоть раз видел её на сцене.

– Я тоже. – признался Виктор и невольно скосил взгляд на  графин в углу стола.

– Тебе известно, что она умерла на днях? Правда, откуда… В газетах крошечная эпитафия «Она была Примой!», будто и не было ничего. Замяли! Представь!

– Известно. Это моя бабушка. И книги… – он беспомощно на них глянул, едва сдерживая эмоции, – Её.

Долгая пауза, от которой у Виктора гудело в ушах. Ну зачем он сказал это чужому человеку? Того и гляди расплачется, как девка сопливая. Вот уже взгляд заволокло влагой, не видно ничего, а в горле ком, ноги дрожат, а буквально через секунду могли задрожать и плечи,чтобы сбросить это неподъёмное горе.

– Зайди, сынок. – завхоз сменился в лице и впустил Виктора к себе в каморку. Чужой человек разделил с ним горе. Налил выпивку, хотя Дарм был чужд алкоголю. Помянули, помолчали, даже поговорили немного, вспоминая самые яркие партии Фелис «ле Фэй» Тефлисс, – Не жалей. Тебе повезло больше других.

– Знаю. – обречённо кивнул Виктор, – Она меня растила. Лучший друг – это она… и самый близкий человек.

– Родители-то где? Дарм? Дарм же вроде жив-здоров.

– Жив и здоров. И мать тоже. Светские люди…

– Так и ле Фэй публичная  – звезда империи. Хватило времени на тебя как-то.

– Хватило. – пожал плечами он,– Везде с собой брала. Всё детство провёл в балетных классах с ней – она уже редко выходи́ла на сцену, всё больше ставила хореографию. К восстанию ушла из театра, мы уехали тогда. Вернулись – город был уже другой. Плохо помню, но бабушка переменилась тоже.

– Всё тогда сильно переменилось. – завхоз снова рассматривал балерину на афише, – На время восстания Утёс был закрытой школой. Ректоров меняли каждый месяц – присылали вре́менных со столицы, то солдафонов, то бюрократов, то не людей, а ходячие счёты. Порядки менялись со скоростью света, студенты кисли, да по стенке ходили. Но всё лучше, чем в столице – слишком далеко от реальных волнений. Порядок пришёл лет через пять, повезло с ректором – это был наш же выпускник техник – толковый парень. Все силы положил на новую систему.

– Технарь? Погодите, Зоркий же… – нахмурился Дарм.

– Путаешь. Зоркий Вортигер был раньше. – завхоз тяжело вздохнул, – А после восстания этот. Тяжёлая работа, нервная, личный отчёт императору – так себе привилегия, в основном одни переживания. Сердобольный был, сердце и не выдержало. Но порядок в целом навёл, а то нас и закрыть хотели тогда к чертям. Позже Крафт готовые наработки со всех забрал, да немного модернизировал. Это хорошо. Парня, конечно, было искренне жаль. – рюмка взметнулась в воздух, поминая и почившего ректора Утёса, – Про него много написано хорошего. Технари с тех пор в особом почёте, а вообще славная профессия, конечно, не поспорить.