Книга Двуликие. Игра на опережение-2, страница 69 – Анна Шнайдер

— Я поняла-а-а… —протянула Шайна, наконец перестав хмуриться. — Ты говоришь о двух точках, а зеркал три.

— Триш хотела, чтобы каждое из зеркал было одновременно и точкой входа, и точкой выхода, — кивнул Велдон. — Заходишь в одно из зеркал, а выходишь либо из второго, либо из третьего. Не знаю, каким образом она планировала настроить выбор, возможно, магией Разума, но сейчас это неважно. Работают только два зеркала, значит, Триш не завершила задумку.

— Она всё равно много успела. Такие артефакты кроме неё больше никто не создал.

— А зачем, Шани? Для переносов существуют амулеты, они намного меньше места занимают. Я понимаю, раньше, лет двести-триста назад, такие амулеты обязательно уничтожались при совершаемом переносе, и если бы Триш тогда изобрела подобные зеркала-двери, цены бы им не было. Но сейчас её изобретение бесполезно, гораздо удобнее пользоваться амулетами, которые надеваются на шею или руку. Представь, что ты можешь перенестись в библиотеку не из зала памяти, а из комнаты в общежитии. Удобнее же?

— Да, — девушка тяжело вздохнула, и Велдон не удержался от лёгкой улыбки. Кажется, ей было немного обидно, что он раскритиковал изобретение её мамы.

— Уникальность работы Риш состояла не в этом. Не в удобстве. Ты не артефактор, да и я тоже, поэтому объясню так, как понимаю сам. Формула любого артефакта всегда замкнута в цикл, и этот цикл имеет определённое количество составляющих. Триш пыталась изменить это количество. Возможно, её работа позволила бы в будущем создать трёхсторонние амулеты переноса… но теперь говорить об этом бессмысленно.

Шайна задумчиво кусала нижнюю губу, глядя на картину, возле которой они остановились несколько минут назад. На холсте была изображена мать Велдона — молодая девушка, студентка Лианорской академии магии, в пышном платье с букетом цветов, важная и торжественная. Он помнил её совсем другой — ласковой и улыбчивой, с искрящимся весельем смехом, мягкими руками и тёплыми губами…

Наверное, она совсем не гордилась бы им. Ни по отношению к Триш тогда, ни по отношению к Шайне сейчас. Он не сделал в жизни абсолютно ничего хорошего — только портил и разрушал.

— Норд, я хотела спросить… — прошелестел вдруг тихий голос Шайны, и Велдон очнулся от воспоминаний. Обернулся к девушке, но она на него не смотрела — делала вид, что изучаеткартину. — Моя мама… Тебя она тоже обидела?

— Нет, — ответил император легко, даже не задумавшись, но тут же поправился: — Точнее, не совсем так. Мы с Триш действительно поссорились, но в нашем случае скорее я её обидел.

Шайна резко развернулась и посмотрела на него удивлённо вытаращенными глазами.

— Да?!

— Да, — повторил Велдон, невольно улыбнувшись изумлению спутницы. Всё же Шайна пока не научилась быть более снисходительной к матери, но это и не удивительно в её ситуации. — До той роковой ночи, когда твоя мама сбежала из дворца, она вообще мало кого обижала. И это один плохой поступок, Шани, не стоит ставить на Триш клеймо вечной преступницы и негодяйки только из-за него.

Шайна вздохнула и покачала головой.

— Ты так говоришь, потому что она тебя не обижала. А вот был бы на твоём месте, например, император…

Велдон засмеялся.

— Что ж, возможно, ты права. Но на моём месте точно была Эмирин, а ты наверняка знаешь, что она говорит.