Книга Палач и Дрозд, страница 70 – Бринн Уивер

Сглотнув комок, я снова смотрю на дорогу.

– Вот и решили.

Наступает тишина. Слоан задумчиво грызет нижнюю губу, глядя в окно на проносящиеся мимо поля. Я включаю радио: все равно она не спит; может, музыка немного успокоит ей нервы, и она сумеет расслабиться. Иногда, когда Слоан рядом, мне кажется, что я нахожусь в обществе дикого зверя. Не зря у нее такое прозвище: малейшая оплошность, и птичка упорхнет с первым же порывом ветра. До встречи с ней я никогда не хотел заслужить чье-то доверие, не заботился о ком-то, не считая братьев, – и вдруг осознал, что в мире нет ничего важнее, чем доказать малознакомой девушке, что на меня можно положиться. Стоит допустить хоть одну оплошность – и я навсегда ее потеряю.

От этой мысли страшно до чертиков.

– А если придется делать операцию?.. – шепотом спрашивает Слоан.

Я улыбаюсь, но ничуть ее этим не успокаиваю.

– Значит, сделаем.

– В больнице начнут задавать ненужные вопросы.

– Мой брат все устроит. И мы не знаем, насколько серьезные у тебя травмы. Послушаем, что скажет Фионн.

Слоан вздыхает, и я снова кладу руку на одеяло, лежащее у нее на бедре. Возможно, я позволяю себе лишнее: еще неизвестно, в какой стадии находятся наши отношения. Однако девушка доверчиво накрывает мою руку ладонью, и в груди подпрыгивает сердце.

Видимо, я двигаюсь в верном направлении.

– А Фионн знает? – спрашивает она, отводя от меня взгляд и уставившись в окно автомобиля.

– Про наши… невинные забавы? Про игру?

Слоан кивает, и я легонько сжимаю ей пальцы.

– Знает.

– Он врач. Наши представления о веселье несколько разнятся с тем, чем он зарабатывает на жизнь.

Я пожимаю плечами, мимоходом кивнув на указатель, предвещающий скорое появление заправки. Пальцы под моей рукой заметно расслабляются.

– Скажем так, у нас с братьями было не самое приятное детство, даже когда мы уехали из той дыры, где жили вместе с отцом. Лахлан напрочь лишен жалости, я – довольно-таки безрассудный тип, поэтому у Фионна быстро развеялись иллюзии насчет темной изнанки мира. Он пошел своей дорогой, но принимает наш с Лахланом образ жизни.

– Ваш образ жизни… – задумчиво повторяет Слоан. – И как ты решил, что хочешь заниматься именно этим?

– Ты про ресторан? – спрашиваю я.

Слоан качает головой, жадно заглядывая мне в лицо, будто пытаясь прочитать мысли.

– После того как отец решил избить нас в очередной раз, а мы с Лахланом его убили, я понял, что не испытываю эмоций, уместных в подобной ситуации. Большинство людей мучились бы чувством вины, меня же в тот момент накрыло азартом. На меня накатили удовлетворение и спокойствие – я знал, что отец нас больше не тронет. Когда спустя некоторое время я встретил еще одного морального урода, то понял, что ничто не мешает прикончить и его. Потом появился второй мерзавец, хуже прежнего, и в конце концов это стало чем-то вроде хобби – найти самую большую мразь на свете и избавить людей от нее.

Слоан задумчиво хмыкает и переводит взгляд на появившуюся впереди бензоколонку. Мне хочется, чтобы и она раскрыла передо мной душу; рассказала, что сподвиглоее отнять жизнь у человека в первый раз, а потом выйти на охоту; объяснила, почему у нее нет близких, не считая подруги… Спрашивать ее наверняка бесполезно: она поделится своими мыслями, когда решит сама. Могу лишь надеяться, что своей исповедью подстегну ее на ответную откровенность.