Книга Палач и Дрозд, страница 27 – Бринн Уивер

Слоан кивает.

– Странный интерьер для подобного типа.

– Да, мне тоже так показалось. Он немного рассказывал о семье; говорил, что они живут в этом доме уже несколько поколений. Похоже, он застрял здесь вместе с призраками чужого прошлого.

Слоан останавливается возле камина и разглядывает старый железнодорожный фонарь.

– Думаю, в подобных домах всегда немало призраков. – Она поворачивается ко мне и чуть заметно, мимоходом улыбается, а затем кивает в сторону коридора. – Пойдем. Перевяжем тебе руки.

Словно упомянутый призрак, я следую за ней по пятам. Мы заходим в ванную, Слоан предлагает мне сесть, а сама достает аптечку, распаковывает рулон бинтов и вытаскивает пластырь с антисептическим кремом. Подготовив все нужное, она пропитывает стерильный тампон спиртом и встает передо мной на колени, чтобы смыть кровь с разбитых костяшек.

– Останутся шрамы, – говорит она, промакивая самую глубокую рану, которую неприятно саднит от спирта.

– Не впервой.

Слоан на мгновение поднимает голову, бросает взгляд на мои губы и тут же отворачивается. Ее прикосновения необычайно легкие, хотя если эта женщина захочет, то сумеет причинить немало боли.

Я молча смотрю, как она берет с раковины пластырь и залепляет им порез, затем мочит другой марлевый тампон и обрабатываетсоседний порез.

– Мне его оставил отец, – сообщаю я.

Слоан вопросительно смотрит на меня.

– Шрам на губе. Тот самый, на который ты постоянно пялишься.

Слоан тихонько фыркает. Лицо ей закрывают волосы, но я все равно вижу в просветах между черными прядями румянец.

– Я ведь говорила: хватит задирать нос, – хмыкает она.

– Проверяю, по-прежнему ли ты считаешь меня красавчиком.

– Я считаю, что ты чудовище, это гораздо ближе к истине.

– Какая ты жестокая. Ранишь в самое сердце, – говорю я, прижимая свободную руку к груди. Улыбаюсь, и Слоан снова прячет глаза.

Она налепляет очередной кусок пластыря, и мне не хватает духу сказать, что он все равно отвалится, когда я залезу в душ смыть усталость с натруженных плеч. Надо будет взять запасную упаковку и обновить повязку.

– Он жив? Твой отец? – спрашивает Слоан, отвлекая меня от мыслей о том, что еще можно прихватить в качестве сувенира на память о нашей первой игре.

– Нет. – Я сглатываю комок. Секреты, которые я предпочитаю загнать поглубже, отчего-то в присутствии девушки всякий раз просятся наружу. Сегодняшний вечер не стал исключением. – Мы с Лахланом его убили. В тот день, когда он оставил мне шрам. Он тогда разбил тарелку о мою голову.

Слоан, замерев, неотрывно смотрит мне в глаза.

– А ваша мать?..

– Умерла, рожая Фионна.

Слоан опускает плечи и тяжело, протяжно выдыхает. Закусив нижнюю губу, она смотрит мне в глаза.

– Соболезную…

– Не стоит. Сложись все иначе, меня бы здесь не было, – говорю я, заправляя прядь волос ей за ухо, чтобы видеть веснушки. – Я ни о чем не жалею.

И снова на ее щеках румянец, который сводит меня с ума. Хочется запечатлеть эту картину в памяти: раскрасневшуюся девушку с искрами в глазах и со спрятанной в уголках губ улыбкой.

– Ты чудовище. Точно!

– Технически я герой. Потому что я выиграл!

Слоан демонстративно стонет.

– Теперь будешь припоминать мне этот факт до конца дней?

– Разумеется.

– Знаешь, хоть я и проиграла… что весьма печально, – добавляет она, чуть заметно улыбаясь. – Было весело. Интересно и необычно. Как будто именно этого мне не хватало. Поэтому… спасибо, Роуэн.