Книга Жнец и Воробей, страница 126 – Бринн Уивер

Кладу руку на её грудь, прямо на сердце. Чувствую, как оно бьётся. Этот ритм навсегда останется со мной.

— Наше время вышло, Роуз, — говорю. Слеза капает с ресниц и скатывается по щеке. — Никаких больше «друзей с привилегиями». Всё кончено.

Последняя надежда — что мои слова её разозлят настолько, что она проснется. Но эта искра гаснет, когда она даже не шевелится. Мои сигнальные ракеты попадают в никуда. Нет ответного огня. Никакой битвы в тумане. Хоть она и в отключке, я улыбаюсь ей. Потому что всегда и даже сейчас, без сознания, она видит меня насквозь.

— Всё кончено, потому что я тебя люблю, Роуз. Прости, что столько времени сопротивлялся. Думал, для тебя так будет лучше. Боялся вписаться в твой мир. Но с первого взгляда, с первого слова я попал в твоё притяжение. Всегда хотел быть рядом с тобой. И боялся сделать больно. Но, кажется, по-другому не получается.

Перевожу взгляд на колоду Таро, лежащую на прикроватной тумбочке. Карта Влюблённые перевёрнута и ждёт её.

Осталась одна минута.

Водитель прибежит, если задержусь. Не хочу, чтобы этот Мэйс и его люди тут ошивались.

Встаю со стула, и моё сердце как будто пронзают лезвием. Когда отпускаю её руку, становится ещё больнее. А когда наклоняюсь, чтобы поцеловать её, от меня уже ничего не остаётся. Чувствую её дыхание. Вдыхаю запах корицы, испорченный больничной стерильностью. Ей не место здесь, но её почему-то всё время сюда тянет.

Убираю волосы с её лица и стараюсь запомнить её навсегда. Потом достаю открытку из кармана, быстро перечитываю, надеясь, что сказал всё важное и ничего лишнего.

Дорогая Роуз,

Воробей — такая простая птица. Всегда удивлялся, почему ты выбрала её или почему её выбрали за тебя. Ты самая невероятная, безбашенная, прекрасная, самая лучшая из всех, кого я знаю.

Разбить тебе сердце — это самое плохое, что я делал в жизни. Уйти — единственное, правильное решение. Хотя и самое тяжёлое. Я не могу сказать, куда уезжаю и когда вернусь. Знаю, это несправедливо. Возможно, я уже столько наворотил, что ты никогда не сможешь меня простить. И я это пойму.

Поэтому я буду сильно любить тебя за нас обоих. Ничего не требуя взамен. Прости, что не могу быть рядом сейчас. Я вернусь и скажу тебе это лично. Надо было сделать это давно. Когда мы шли домой от Сандры, а ты спрашивала то, о чём никто никогда меня не спрашивал. Или когда я зашёл в тот отель в Бостоне, а ты стояла у окна. Я дар речи потерял, какая же ты была красивая. Или когда ты заснула у меня на груди. Я лежал не двигаясь, чувствовал твоё дыхание на своей коже и думал о том, как всё сложилось бы, если бы я не боялся. Я всё это время любил тебя, Роуз Эванс. И всегда буду любить.

Береги себя. По возможности, не устраивай хаос.

Люблю,

Фионн.

Смотрю на часы. Время вышло.

Кладу открытку на тумбочку. Глажу по щеке Роуз. Убираю руку.

Ещё раз смотрю. И ухожу.

РОУЗ

Я сижу в своем автодоме, представляю в уме все детали предстоящего шоу. Какие именно повороты мне нужно сделать. Звук двигателя. Запах выхлопных газов. Это моё первое выступление после выписки из больницы и возвращения домой, в Техас. Первое шоу в межсезонье. Но я не чувствую знакомого волнения, что наконец буду в металлической клетке, к которой так привыкла за последние десять лет.

Обычно меня трясёт от предвкушения. Первые шоу после перерыва — самые любимые, потому что они больше всего напоминают тот роковой день, когда я впервые побыла в «Шаре Смерти». Мне тогда было всего шестнадцать лет. Помню, как моя рука дрожала, когда я крепко ухватилась за руль своего мотоцикла и осторожно продвинулась вперёд, пока не оказалась внутри клетки. К тому моменту я уже год работала в цирке, делала всё, что под руку попадётся, даже самое паршивое и сложное. Я вымолила этот шанс у Хосе. У меня не было никаких доказательств, что я справлюсь, кроме того, что умею ездить на мотоцикле. Только храбрость. Я понятия не имела, хватит ли мне духу выжать газ так, чтобы, не потеряв контроль, крутиться в этом шаре вверх тормашками, или я струшу и врежусь лицом в решётку. Я просто верила. А когда попробовала и почувствовала этот прилив адреналина, пути назад уже не было. Я гонялась за этим ощущением каждый раз, когда садилась на байк и лезла в этот чёртов шар. Клетка казалась мне свободой.