Книга Черная овечка, страница 177 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Как сегодня.

Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как Гейб скончался. А сегодня днем была поминальная служба по Самуэлю Бруксу.

Бриа готовилась к этому дню еще до того, как мы познакомились. На первый взгляд, она справилась с этим с силой и самообладанием. Для любого другого она была бы сдержанной, деловитой, жизнерадостной племянницей, которая спланировала прекрасное мероприятие, чтобы отпраздновать жизнь и вклад своего любимого дяди. Но под ее мерцающей поверхностью скрывается гораздо больше. Она этого не говорит, но я знаю, что она чувствует себя брошенной на произвол судьбы без своего величайшего союзника. Чем больше я узнавал Брию, и чем больше она примирялась с собой, тем больше она пыталась понять свои отношения с Самуэлем через разные призмы. Теперь, когда он ушел, она не просто оплакивает человека, который спас ее в пустыне. Она скорбит об истории, которую, возможно, никогда не поймет.

Я наблюдаю за Брией, когда она берет стопку пластинок из вещей Самуэля,которые мы собрали в Сидар-Ридже, изучая написанные от руки названия на их суперобложках. В углу комнаты рядом с пианино Самуэля все еще стоят коробки из моего дома. Кейн сидит на самой высокой, сверля взглядом Дьюка. За последнюю неделю, с тех пор как я переехал, они заключили перемирие, но подозрения у обеих сторон по-прежнему глубоки. В тактике, странно напоминающей Брию, коту нравится использовать свои смертоносные когти на носу Дьюка, когда никто из нас не видит.

— Там есть какие-нибудь олдскульные штучки? — спрашиваю я, поглаживая Дьюка по поцарапанной макушке и принося два бокала вина, останавливаясь рядом с Брией.

— Не совсем. Все это принадлежит Самуэлю, — говорит она, кладя пластинки на кофейный столик, чтобы взять запечатанный конверт с документами, который мы забрали из банковской ячейки Самуэля по дороге домой со службы. Она открывает клапан, поднимая на меня взглядом «Это материал о серийных убийцах, который тебе может не понравиться». — Его пластинки были его… трофеями…

— Ахх. Теперь я буду их слушать уже с другими мыслями, — говорю я, но с улыбкой и целую Брию в висок, когда она достает из конверта толстый блокнот в кожаном переплете. В жизни, которую мы строим вместе, такие откровения, как музыкальные трофеи Самуэля, обретают смысл. Одной из причин, по которой Бриа и Самуэль так успешно скрываются, является их способность избегать моделей поведения, которые, по мнению остальных, типичны для их вида.

— Я тоже… — шепчет Бриа, ее голос затихает. Она переворачивает страницу в блокноте, читая аккуратный почерк на пожелтевших страницах. — Он писал тексты к своим пластинкам в блокноте… я не знала…

— Трофеи другого рода?

— Да… похоже на то.

Я беру стопку пластинок, готовясь пролистать их.

— Какое произведение было его любимым?

— «Опус №139», — говорит Бриа.

Я перехожу к середине стопки в последовательном порядке и достаю «Опус №139», кладу его на винтажный проигрыватель «Thorens» на серванте. Увеличиваю громкость и устанавливаю стрелку. Теплое потрескивание предшествует запоминающейся фортепианной мелодии, наполняет комнату завораживающей атмосферой.

— Ничего про «Опус» не написано, — говорит Бриа, ее голос полон разочарования, когда она перелистывает страницы взад и вперед. Я останавливаюсь перед ней, и она одаривает меня меланхоличной улыбкой. Она передаетмне блокнот и берет свой бокал вина. — Обидно. Я бы хотела узнать.