Книга Скелет, страница 39 – Триша Вольф, Бринн Уивер

— Это ведь самка, как ты, говоришь, ее назвала? — спрашивает Джек.

Я хочу сказать CBF-14, но знаю, что он назовет это чушью собачьей.

— Солнечный зайчик.

Я почти чувствую, как Джек собирает остатки своей выдержки, и на мгновение мне кажется, что хочет швырнуть оружие через поле.

— Солнечный… зайчик…?

— Ага. Сокращенно просто Зайчик. Или Зайка. Но я знала, что полное название тебе не понравится.

— Ну не знаю, Зайка — гораздо хуже.

Слабая улыбка мелькает на моих губах при виде отвращения на лице Джека, когда бросаю взгляд в его сторону. Мне доставляет глубокое удовлетворение наблюдать за тем, как он морщит нос, как будто проглотил что-то горькое. Он возвращает винтовку, и я беру под прицел Зайку, привыкая к приятной тяжести оружия, спусковой крючок холоден от осеннего воздуха.

Он не прикоснулся к нему пальцем.

Я бросаювзгляд в сторону Джека и вижу, что он наблюдает за мной с большим интересом, чем я ожидала.

— Впервые я увидела ее в ясный летний день. Она поймала молодого зайца, — говорю я, возвращая свое внимание к животному вдалеке. Пожимаю плечами. — Дело было не только в погоде или добыче. Чем дольше я наблюдала, тем больше понимала, что в ней есть какая-то искра. Своего рода добрая неуклюжесть. Следовательно, она стала Солнечным зайчиком.

— Я думал, биологи дикой природы должны оставаться бесстрастными по отношению к объектам своих исследований.

Я закатываю глаза и вздыхаю.

— Конечно, ты так думал. Это нормально, что прославленный доктор Джек Соренсен увлечен кучей холодных костей, но боже упаси, если кто-то помимо него испытывает рвение к работе, — ворчу я.

Я замолкаю на долгое мгновение, пока Зайка не уверенно совершает круг, и понимаю, что больше ничего не узнаю в ней, ничего не осталось от души, остались только мех, плоть и костный мозг. Жало жжет глубоко в моей груди, в моих глазах. Я моргаю, не отрывая взгляда от койота.

— Нет. Я изучала Зайку в течение трех лет. Я вовсе не испытываю к ней безразличия, Джек.

Мы погружаемся в молчание, пока Зайка смотрит вниз на траву, колышущуюся на ветру, как крошечные знамена. Она пробегает несколько шагов, прежде чем, спотыкаясь, останавливается и качает головой, ее челюсть отвисает, а язык шевелится в открытом рту, когда она пытается сглотнуть. Джек наклоняет голову, наблюдая за происходящим. Поведение Зайки заметно странное, даже с такого расстояния и без использования оптического прицела.

— Бешенство? — спрашивает он.

Мой палец ласкает изгиб спускового крючка, сердце, кажется, замирает в груди, его вес слишком тяжел для моих костей.

— Да. Мне сообщили об агрессивном койоте, который был убит на Митчелл-стрит несколько недель назад. Его проверили, и результат оказался положительным на бешенство. Я разбросала лекарственную приманку по полям, но, похоже, опоздала. Может, я использовала недостаточно лекарств. Надо было сделать еще один круг, но я увлеклась другими… приоритетами, — признаю я, сопротивляясь внезапному желанию взглянуть на Джека.

Тихие нити вокруг нас туго натягиваются, завязываясь узлом у меня в горле. Тишина никогда не беспокоит меня, когда я остаюсьодна в поле, наблюдая за поведением дикой природы. Но когда я с другими людьми, тишина часто гложет, царапает мой разум, вызывает зуд в мыслях. Это как живая дыра, которая просит заполнить ее, лишь бы мое воображение не затащило меня туда, куда я не хочу идти.