Онлайн книга «Мастер и Воланд»
|
ТЕАТР Когда Булгаков пришел на работу в театр, на сцене шла репетиция. Михаил приблизился к сцене, и тут все узнали его. Все артисты стали аплодировать ему, поздравлять с возвращением. Он был тронут, и на глазах чуть не выступили слезы. В знак благодарности писатель кланялся им. Затем сел рядом со Станиславским, который сказал: – Должно быть, Вы соскучились по театру? – Еще как! Жизнь Булгакова слегка наладилась. Зарплата была мала, зато стабильные деньги, то есть голодать не придется. Писатель весь отдался работе – в его жизни появился хоть какой-то покой и радость. Его приглашали на разные вечеринки, где собиралась интеллигенция и велись беседы об искусстве, о жизни. О политике говорили редко, так как среди гостей могли быть доносчики. Тем более в стране шли аресты, иногда предъявлялись нелепые обвинения, такие как шпионаж, совсем не думая о том, что деятели искусства не имеют секретных сведений. А впрочем, это не интересовало ни прокуратуру, ни суд, коль такое обвинение выдвинули чекисты. Их боялись все, даже генералы и партийные руководители, так как Ягода подчинялся только Сталину и исполнялвсе его приказы. Минуло два месяца, и в кабинете главного режиссера Булгаков поднял вопрос о своих запрещенных пьесах. – Я про них не забыл, – ответил Станиславский, поправив на лице пенсне, – в этом месяце я отправлю к цензорам «Мольера». Коль Сталин за Вас заступился, то и в этом вопросе должны дать Вам свободу. Через неделю пьеса Булгакова поступила к цензорам. Ждать пришлось долго: в течение двух месяцев не было ответа. Тогда в присутствии автора, который сидел рядом, Станиславский сам позвонил им и получил ответ: – Относительно пьес Булгакова у нас нет указаний «сверху». – А вы обращались «наверх»? – спросил режиссер. – Да. Там тоже ничего не знают и не могут дать добро – вдруг это кому-то не понравится? – и на другом конце опустили трубку. Станиславский сразу понял, о ком идет речь. Выходит, Сталин дал «добро» лишь на трудоустройство писателя, но не на творчество. От злости режиссер тихо ударил кулаком по столу. Подавленные, оба молчали. Для Булгакова мало что изменилось. Разрешили ему работать, чтобы известный человек не умер от голода: это будет позором для страны и Сталина, а заниматься творчеством запретили, как прежде. – Ведь для творческого человека это равносильно убийству! – воскликнул Булгаков и стал ходить по комнате. – Я – как живой труп. Я ведь немного стал верить в Сталина, в его человечность и… А может быть, – сделал предположение автор, – Сталин забыл им сказать о моих пьесах, а те не решаются спросить у него? – Ну что же, вполне такое возможно, – решил утешать Станиславский несчастного автора. – Если бы вождь был настроен против меня, то зачем ему говорить о том, что хочет поговорить со мной? – рассуждал Булгаков и снова сел за стол. Станиславский, как мудрый человек, стал догадываться, что Сталин ведет игру с Булгаковым, желая сломить его честный смелый дух. Но сказать не посмел, чтобы автор совсем не потерял надежду. Это убьет его. Таких, как Булгаков, которые своим творчеством еще ведут борьбу за лучшую жизнь в стране, остались единицы. Другие смирились и ведут двойную жизнь, временами восхваляя социализм, который они в душе ненавидят. Станиславский был таким же. Из-за этого он иногда себя не любил, так как его мучила совесть. |