Книга Пациентка по межзвездной переписке, страница 148 – Мария Лунёва

Нум откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Я физически ощущала его недовольство. Повисло молчание. Мне показалось, что многие за этим столом знают о наших отношениях. Знают, но вынуждены молчать.

— Мы благодарны вам, Нум, что возитесь с нашей дочерью, — продолжила мама. — Конечно, нам непривычно. Да и Лиле тоже. Вы взрослый мужчина, разница в возрасте между вами внушительная, и столько внимания ей… Хороший для нее друг. Надежный и для сердечка ее безопасный. И главное, вам доверять можно. Не воспользуетесь ее наивностью и доверчивостью. Девочки в ее годах такие влюбчивые. А вы ну совсем ей не по возрасту.

И снова молчание. Кирроси так вообще сидел с большими глазами. А Мити и Дупел с открытыми ртами.

— А какая разница в возрасте приемлема? — вдруг выдал Далам.

— Мам, а вы имя-то для малыша придумали? — резко сменила тему Астра, грозно зыркнув на него и призывая заткнуться и не продолжать. Сакали оказался весьма понятливым, потому как замолчал и сделал вид, что его больше ничего не интересует.

Мою ладонь под столом накрыла горячая ладонь Нума. Он сцепил наши пальцы в замок и, нагнувшись, шепнул мне на ушко:

— Кажется, не будет у нас, сердечко мое, десяти свиданий. Не получится у меня сделать так, как считают правильным люди. Мне не нравится то, что происходит сейчас за столом. И не устраивает, что твои родители и права ответить за тобой не оставляют. Разница менталитетов дает о себе знать.

— Нум, с Лилей что-то не так? — встрепенулась мама, заметив, как близко мы сидим друг к другу.

— Нет, все замечательно… ара.

Астра хихикнула, но тут же приняла серьезное выражение.А я густо покраснела. Отец прищурился, но смолчал. Разговор возобновился.

— Лиля, — позвала меня Астра, — а ты знаешь, что «ара» на оршском означает — теща?

Хлопнув ресницами, я покраснела еще больше. Все казалось таким простым и в то же время сложным.

***

Обед продолжался. Обсуждали предстоящее строительство домов. Работу. Планы на ближайшее будущее. Я же, испытывая непонятный страх, ковыряла ложкой в своей тарелке, не в силах поднять голову. Обида. Горькая. Мучительная. То, что на Церере я считала за тихое счастье, теперь представлялось заточением.

Слышала ли я раньше о том, что правильным считает мама?

Да, с самого детства. Она ночами сидела в моей комнате, держала за руку, когда мне было особенно больно, и клятвенно обещала, пряча слезы, что всегда будет рядом. Что я их маленькая девочка, и меня будут беречь. Окружат заботой. Защитят. И мне становилось спокойно. В моей уютной комнате никто меня не видел. Не тыкал пальцем. Не шептался за спиной. Мне не нужно было отвечать на издевки соседок — рты им закрывала мама. Отец одним своим видом отгонял парней, желающих заглянуть в окно калеки. Я спокойно росла, скрывалась за спинами родных. Под колпаком семьи. И я считала это за счастье. Вот только я была ребенком.

А сейчас…

А сейчас спокойствия не хотелось. Я выросла. Желала шагнуть в иную жизнь. Выйти за пределы семьи и осмотреться. Попробовать найти себя. Возможно, пойти учиться. Почему нет? Может, и швейную мастерскую открыть. Я была способна ответить за себя. Только вот, кажется, у родителей мнение имелось другое. И это глухо раздражало.

— Прошу нас извинить, но мы уходим.

Моргнув, я вдруг поняла, что, склонившись, Нум поднимает меня на руки. Обхватив его за шею, возражать не стала. Обед для меня превратился в пытку.