Книга Шоколадница в Академии магии, страница 101 – Татьяна Коростышевская

– Мадемуазель Гаррель, корпус филид, – прошептал служитель с четкостью, доступной лишь автоматонам, – должен предупредить вас, что сей фолиант содержится в секретном архиве высшей ступени.

Об этом я знала прекрасно. Во-первых, месье (тот же самый или другой – служители были похожи друг на друга как капельки воды) меня об этом предупреждал раз десять, а во-вторых, то же самое было нацарапано на полях «Наиполнейшего справочника проклятий», причем не пером даже, а как будто кончиком иглы: «см. „Шалости сорбиров“ из секретного архива». «См.» – это сокращенное «смотри». Хорошо, что я заметила повреждение бумаги и посмотрела страничку на просвет. Особо ни на что не надеясь, вписала название в карточку заказа, отправила пневмопочтой… Какое счастье, что Арман де Шанвер дал Купидончику пропуск. Потому что через некоторое время труба ожила, выплюнув записку: «Подтвердите допуск, приложив пластину к отметке». Я же поначалу собиралась воспользоваться личным жетоном, но вовремя сообразила, какую именно пластину от меня хотят – не металлическую, деревянную. В следующем послании меня попросили указать точное время, когда я желаю получит заказ. Так как вчера беспорядков в академии и отмены занятий ничего не предвещало, я написала: восемь часоввечера.

Автоматон еще раз проверил мой пропуск, отпер ларец ключом, сообщил, что у меня ровно один час и, наконец, удалился. Трепеща от предвкушения, я извлекла «Шалости сорбиров», оказавшиеся книжечкой небольшой и крайне потрепанной. На обложке, кроме названия, стояло также имя автора: Донасьен Альфонс Франсуа де Дас. Вот это стало для меня неожиданностью.

Итак… Благоговейно раскрыв творение покойно-почетного ректора, я погрузилась в чтение. Страница, другая, третья… Что за?.. Скрючившись в три погибели, я пыталась сдержать смех. Это не справочник и даже не учебник, а всего лишь романчик фривольного содержания. Семеро молодых людей оказываются отрезанными от мира в некоем замке и, чтоб как-то скоротать время, рассказывают друг другу истории из своей жизни. Любовной жизни, наверняка, большей частью воображаемой. Почти как моя подруга Бордело. Уморительно! Да, они сорбиры, но как мне это поможет? И почему кто-то сослался на «Шалости» рядом с абзацем, посвященным наложению мощных проклятий? И почему это хранят в Ларце под замком в секретном архиве? Какая невероятная чушь! «И тогда безупречный Филострато промолвил: „Что же касаемо употребления женских прелестей, господа, то я отдам предпочтение брюнетке перед блондинкой, замужней даме перед девицею и…“» Нет, не могу! Употребление женских прелестей! Умора! Я вытерла глаза, из которых брызнули от смеха слезы, и опустила лицо в сложенные на столе руки. Плечи мои подпрыгивали.

– Однако, мадемуазель Гаррель, никогда еще мой талант не оценивался так… странно.

Не голос даже, шелест, заставил меня поднять голову. Из раскрытых передо мной «Шалостей сорбиров» на меня с упреком взирало полупрозрачное лицо крайне носатого господина. Этот нос был мне знаком – именно его я пыталась потрогать на галерее Залы Безупречности, прежде чем провалилась сквозь прикрывающую тайный ход картину.

Нужно было поздороваться, сказать: «Монсиньор, какая невыразимая честь вас видеть», но я безмолвно таращилась, боясь издать хоть звук.