Книга (не) полюби дьявола, страница 95 – Елена Горская

— Мой отец был очень жестоким человеком. Убийцей. Мать была самой красивой женщиной в Лондоне. А он просто над ней надругался. Изнасиловал. И она забеременела мной. А дед, вместо того, чтобы защитить свою дочь, отдал ее замуж за своего мучителя, чтобы избежать позора в обществе…

Так вот почему ему так плевать на общественное мнение… Вот почему он пренебрегает приличиями…

Тори было страшно слушать его историю. Она была пропитана жестокостью и болью. Чернотой. Но не узнав ее, она никогда не поймет, что же у него внутри…

Я люблю тебя.

— Он издевался над ней еще три года. А потом просто отправил ее в одно из поместий. Отец уже вдоволь наигрался своей игрушкой, и она просто ему надоела. Я же остался с ним. Сын. Наследник. Его гордость. Его кровь. Через несколько лет он вспомнил о матери… — в голосе слышалась такая боль, что Виктория начала ненавидеть себя за то, что заставляет его это все испытывать. — Когда он приехал за ней, мать была на последнем месяце беременности. Она нашла себе любовника. И отец опять ее избил, чем вызвал преждевременные роды. Но Грейс было суждено появиться на этот свет. Правда он все-таки сделал то, что хотел. Убил мою мать. И заставил меня на это смотреть. Заставил смотреть, как она умирает, — Дэймон опять замолчал. Тори уже не всхлипывала, и от этого ему стало легче. Ему не нужна ее жалость. Что угодно… Презрение, ненависть, холод, но только не жалость и ее сочувствие. Погладив ее по волосам, он поцеловал ее в макушку. — Ты точно хочешь слушать дальше?

Виктория лишь кивнула. Ей казалось, что она чувствует его боль. Чувствует каждой клеточкой его отчаяние.

— Он воспитывал меня в строгости и жестокости всю жизнь. По соседству с нашим поместьем жил мальчишка. Алекс Хервест. И именно он не один раз спасал меня от гнева отца. Тащил меня избитого к себе домой, где его отец и слуги ставили меня на ноги. Но отец меня возвращал.

— За что он наказывал тебя?

— Он не наказывал. Он приучал к боли. Заставлял полюбить боль. Чтобы она стала моей частью. Наслаждением, а не страданием. «Сила мужчины в том, сколько боли он может выдержать» — именно это говорил мне отец.

— А ты?

— И я привык к этому. Полюбил ее. Наслаждался ей.

— Дэй…

— Когда всю жизнь ты видишь только жестокость, боль, извращение — рано или поздно ты принимаешь это. У меня не было примера любви, нежности и ласки. Я просто не знаю, что это такое.

Вот о чем он мне говорил… Вот почему он так часто говорит мне, что я нежная. Милая… «А я не такой… Я не умею быть таким». Он не лгал.

— Почему дед тебя не забрал?

— А почему он не спас свою дочь? Почему отдал ее? Он знал, что отец избивал ее! Он понимал, к чему это рано или поздно приведет! Ты думаешь, дед бы захотел устроить скандал в обществе ради внука?

Он жалел об этом, Дэй. Мне кажется, что он понял свою ошибку… Как жаль, что слишком поздно. Но я понимаю твой гнев на него.

— А что было дальше? Грегори рассказывал, что ты путешествовал…

— Можно эту часть истории я отпущу?

Дэймону совсем не хотелось ей об этом говорить. Потому что он знал. Она сбежит. Испугается. Увидит в нем чудовище.

— Нет. Я прошу… Будь со мной честен. Я приму любую правду.

Хант вздохнул. Отойдя от девушки, он взял с маленького столика бутылку бренди и подошел к камину, встав к ней спиной. Он не хотел видеть ее осуждающий взгляд.