Книга Фабрика воспоминаний, страница 48 – Клелия Ренуччи

Эдуард только и делал, что слушал, но Сэм применял хорошо известный риторический прием и выражался максимально загадочно, дабы собеседник прокрутил в голове все возможные варианты, прежде чем он подведет его к правильному.

Эдуард по-прежнему не задавал вопросов, и Сэм наконец раскрыл карты.

— Пусть это будет романтический мюзикл, построенный на песнях Далиды. Я их все переслушал, вот уж поистине гремучая смесь французского, итальянского и английского. Нам понадобится любовь, дилемма, обман, немного лжи, подобие предательства и хеппи-энд.

Сэм произносил фразу за фразой, точно строчил из пулемета. Его глаза горели.

— Учить вас вашему ремеслу я, безусловно, не собираюсь, — добавил он с хитрецой. — Правила написания хорошего сценария вы и без меня давно усвоили. Что бы вы ни сочиняли — пьесу, фильм, мюзикл, схема универсальна. На двенадцатой минуте — душевные колебания героя, на пятьдесят пятой — узловая сцена, на семьдесят пятой кажется, будто дело швах, а перед финалом, на девяностой минуте, герой распутывает все нити, и зритель уходит домой счастливым.

Эдуард промямлил что-то одобрительное, отметив про себя, что не задумал по описанной канве ни один из своих спектаклей.

— Постановку я наметил к выходу через два года в Нью-Йорке. Я уже прикармливаю некоторых театральных режиссеров. Сцена настолько перегружена, что придется все планировать заранее. Какой зал мы выберем, еще пока не решено. Вы когда-нибудь работали в США?

— Я был ассистентом Питера Брука, когда он ставил «Гамлета» в Бруклинской музыкальной академии.

— Отлично, то есть вы знаете этот город и его пристрастия.

Эдуард сдержанно улыбнулся.

— Ну да, ну конечно, — продолжил Сэм, — я был прав, что обратился к вам. Я инстинктивно почувствовал, что должен сделать вам предложение, а своей интуиции я доверяю. Французский режиссер на Бродвее — редкость, но адаптация «Отверженных» произвела превосходное впечатление, зрители были тронуты судьбами Козетты, Фантины, благородством Жана Вальжана. На этом мы и попробуем сыграть. О, я так и вижу на фасаде надписи неоновыми буквами: «The best two hours of your life»^[7], «Nonstop French entertainment»^[8], «The French way to do it, and you will ask for more»^[9]…

Эдуард по-прежнему сомневался. Конечно, скандальная слава Дал иды не дошла до США… Удивляясь самому себе, что даже не поставил под сомнение свою способность сочинить подобный мюзикл, он уже мысленно рисовал вступительную сцену. Эдуард попался на крючок, и Сэму это было ясно как божий день. Продюсер встал и сообщил название отеля, расположенного напротив Опера Гарнье, в котором остановился.

— Мы вернемся к нашему разговору, когда вы будете готовы. Я в Париже до субботы.

Два дня. У Эдуарда всего два дня, чтобы решить, хочется ли ему выйти из зоны комфорта, продвинуться в карьере и создать мюзикл. «Все заканчивается песнями» — так, кажется, говорил Бомарше?..

С этими мыслями он пожал руку Бердману, а тот улыбнулся. Если кто-то не отвечал ему немедленным отказом, осознавая безумие идей, из которых и произрастал его успех, это происходило потому, что человек брал время обдумать, а когда обдумывал, соглашался.

Посидев какое-то время перед зеркалом в гримерке, Эдуард встряхнулся, подмигнул своему отражению и посмотрел на часы. Настало время присоединиться к Габриэлю, Антуану и Саре, ожидающим его дома к ужину. Эдуард вышел из «Буфф дю Нор», ощущая одновременно радость оттого, что сегодня присутствовал на спектакле по своей первой пьесе, и эйфорическую панику от перспективы создания второй.