Книга Фабрика воспоминаний, страница 36 – Клелия Ренуччи

— Мадам Ориана Девансьер! Рад встрече!

Она с недоумением посмотрела на него.

— Вы были на приеме у Дариуса Мийо! Знаете, едва я увидел вас, от вашей красоты у меня перехватило дыхание. Прямо как у моей скрипки сего дня… — прибавил он, и его усатое лицо расплылось в победоносной улыбке. — Вы намерены отдать свою виолончель в ремонт месье Франчеэе? А к Карессе не думали сходить? Он мой друг, я непременно вас познакомлю, хотя, разумеется, и мэтр Франчезе талантлив сверх меры.

Джакомо пришел в бессильную ярость, наблюдая, как этот хулиган со смычком унижает его в собственной мастерской. Не желая рисковать репутацией, он выразительно поклонился и поблагодарил клиента за то, что тот обратился именно к нему.

Жак Тибо, казалось, был в восторге от происходящего: он видел, как засияли глаза итальянца, когда красавица Ориана переступила порог мастерской, и решил подразнить его еще. Предложив Ориане руку, Тибо галантно проговорил:

— Инструмент вы все равно не принесли. Позвольте, я приглашу вас в кафе, а затем вы придете меня послушать. Нынче вечером я играю на Елисейских Полях.

Тибо небрежно поблагодарил мастера, положил на стол несколько банкнот и увел Ориану.

«Почему же тогда Джакомо продал воспоминание, которое выставило его в обидном для него свете? — озадачился Габриэль, снимая шлем. Он встал и пошел на кухню, на ходу выдвигая гипотезы. — Ради того, чтобы подарить людям удовольствие от созерцания легендарной Беру? Ради красоты этого импровизированного концерта? Ради Орианы? Встречались ли они раньше?»

Габриэль услышал шум в прихожей — гости брата отправлялись восвояси. Вернувшись к себе, он стал искать другие воспоминания о реставрации струнных инструментов, заново пролистывал каталоги и дошел даже до того, что взялся переводить рекламные объявления итальянского аукционного дома «Камби».

За этим занятием Габриэль провел целую неделю, посвящая ему почти все рабочее время в институте и все свободное время дома. Ориана присутствовала в каждом воспоминании Джакомо Франчезе: вот он рассматривает сломанную душку Вийома, вот проводит пальцем по облупившемуся колку Страдивари, вот Ориана покидает мастерскую, вот стоит у верстака и смеется, глядя на Джакомо.

Габриэль терялся в догадках, что за отношения связывали Ориану с этим итальянцем.

При любой возможности Габриэль садился за рояль и играл переложения произведений Шуберта для виолончели. Слух у него был хороший, после победы на конкурсе исполнителей при консерватории он упражнялся регулярно, понимая, что это единственный способ не утратить навык. Габриэлю нравился резонанс клавиатуры, сила октав, прикосновение к клавишам из слоновой кости. Он осваивал тот пласт классической музыки, который прежде методично игнорировал. В его пантеоне виртуозов скрипач Иегуди Менухин присоединился к пианисту Горовицу, Поль Тортелье превзошел Гленна Гульда, а Мстислав Ростропович ожил по ту сторону Берлинской стены. Габриэлю открывались не только грани творчества Орианы, но и ранее незнакомые ощущения, рождающиеся из вибрации струн, из знаний, которые он мало-помалу приобретал благодаря воспоминаниям Джакомо о древесине, из которой была изготовлена виолончель, о поэзии имен, данных каждой из ее частей, от деки до завитков или душки, и в его собственной душе образовывалась брешь вроде той, в корпусе скрипки, куда Джакомо насыпал горячий ячмень, эту теплую субстанцию, отряхивавшую пыль с его сердца.