Книга Рожденная пламенем, страница 87 – Эбби-Линн Норр

– Ты лжешь, – прошипела я.

– Думаешь?

– И что? – процедила я, сжав челюсти. – Это еще одна причина, по которой я никогда не отдам тебе огонь. Скорее умру.

– И умрешь. Боли от горения хватит с лихвой. Но на случай, если я недооценил тебя, у меня есть пара ребят в Галлиполи. Одно мое слово, и один из твоих мальчиков исчезнет. Кстати, такое случится не в первый раз.

Расплавленная лава взбунтовалась, и горячие зубы впились в каждый нерв. Глаза так раскалились, что я почти слышала их шипение.

– Ты не посмеешь, – проговорила я со свистом.

Он рассмеялся.

– Посмею. Парни наготове. Ты недооцениваешь меня, хорошая девочка.

У меня ничего не осталось. Ни одного козыря. Мысли неслись галопом, отчаянно ища нужные аргументы.

Данте готов умереть ради одобрения отца.

– А твой отец знает, что ты творишь, маленький змееныш? – проговорила я, глядя ему в лицо. Зрение мое затуманивалось и снова прояснялось: глаза пульсировали, наливаясь жаром.

Он помедлил всего долю секунды. Что бы это значило?

– Отец научил меня всему, что я делаю, Сэксони. Он мастер получать все, чего пожелает, – Данте выпрямился, и лицо его исчезло из вида.

Промедление с ответом было единственной причиной, давшей мне повод думать, что все сказанное им об отце – глупая бравада. Лицо его появилось снова в поле зрения, когда он наклонился, и оказалось при этом почти перевернуто.

– А как ты удержишь меня в Италии, если я соглашусь присоединиться к вашей славной компании негодяев и преступников? Я могу солгать, чтобы ты меня выпустил, – заметила я.

Данте пожал плечами.

– Так же, как заставлю тебя отдать мне огонь. Я сделаю так, чтобы ты всегда оставалась при мне. Впрочем, став частью моей семьи, ты сама не захочешь уходить. Обещаю, тебе понравится жизнь со мной. – Он подмигнул. – Не вынуждай лишать мир такого прекрасного сокровища, как ты, – сказал он нежным голосом, словно разговаривал с возлюбленной.

Я пристально взглянула на него, чувствуя, как усиливается красное свечение. Я замигала и заслонила ладонью глаза, поморщившись от резкой боли.

– Больно, не так ли? – спросил Данте. – Я дам тебе время все обдумать. Боль очень убедительный аргумент. – Лицо его исчезло из проема окошка, и звук шагов стих вдалеке.

Сначала жар усиливался постепенно. Потом я стала ощущать сильную лихорадку. Голова стучала и кружилась, все суставы ныли. Боль стихала, пока я не двигалась. И я легла на кровать. Запах лаванды от подушки перекрывал вонь застарелой мочи, пока я согревала головой мягкую ткань.

Я думала о Феди, единственной живой душе, знавшей, где я нахожусь. Интересно, что она сейчас делает. Попыталась ли убежать от Данте? Или посмеялась вместе с ним над глупой девчонкой, которую они так ловко заперли в тесной камере?

Я отбросила надежду, что Феди будет действовать в моих интересах. Она уже показала, что героиня из нее никакая. Если есть хоть малейший шанс выбраться отсюда, надо поторопиться, потому что боль и дальше будет усиливаться.

Стиснув зубы, я поднялась, перед глазами все плыло. Суставы одеревенели, и я шла к дверям камеры как старушка без палочки.

Прохлада металлической двери подарила облегчение ладоням, но вскоре поверхность раскалилась от моего прикосновения. Я глубоко вдохнула и отправила огонь в руку, разогревая металл. Струя расплавившейся лавы выстрелила из руки. С моих губ сорвался сдавленный крик, но я не прекратила нагревать дверь. Камера засияла от света, исходившего из моей ладони. Дверь медленно порозовела, потом покраснела. Красное свечение сконцентрировалось вокруг ладони и просочилось наружу. Оно двигалось медленнее, чем мне бы хотелось, а жжение в руке усиливалось. Стало невыносимым. Я вскрикнула и отдернула руку, тяжело дыша. По идее, я должна была вспотеть, но лоб оставался сухим, как пустыня, и раскалился, словно мостовая в знойный летний день.