Книга Соль и слезы сирены, страница 87 – Эбби-Линн Норр

Влюбленного атланта, – поправила я мысленно. А я была влюбленной сиреной. Впервые влюбившейся не под влиянием Соли. И, пожалуй, это чего-то стоило.

Стоило всего на свете.

За неделю до «вечеринки», вернее, настоящего приема Габриэла встретила меня в замке Дракиф в главном вестибюле. Эта миниатюрная розовощекая женщина буквально светилась от радостного предвкушения, ведь Йозеф поручил ей важную задачу – превратить меня в настоящую леди.

– И не просто в леди, – ворковала она по-английски с присущим ей сильным акцентом, пока я поднималась вслед за ней по широкой лестнице на верхний этаж особняка. Она толкнула белые двустворчатые двери, которые вели в просторную спальню. – Самую величественную и красивую леди на приеме.

Комната целиком была обставлена белой мебелью: белая деревянная кровать с балдахином, белый туалетный столик с огромным овальным зеркалом, четыре вместительных платяных шкафа и белый сундук у подножия кровати. Даже покрывало на постели и ковер были белого цвета, только на наволочках по краям алели вышитые крошечные розы.

– Понимаю теперь, почему ты выбрала эту комнату, – заметила я, с восхищением разглядывая просторное помещение и обратив внимание на другую двустворчатую дверь: та вела в гардеробную. – Здесь обстановка для настоящей леди.

– Да, мы обставляли ее для удобства гостей женского пола, – пояснила Габриэла, удаляясь в гардеробную. Послышался скрип колес, и она появилась вновь с передвижной металлической вешалкой, заполненной платьями.

– Помощь нужна? – предложила я.

– Там есть еще одна вешалка, если хотите, прикатите ее сюда, – ответила Габриэла, засопев от натуги, когда колесико вешалки зацепилось за ковер и забуксовало.

Зайдя в увешанную зеркалами гардеробную, я, ухватившись за вешалку с одеждой, потянула ее в спальню. И только там осмотрела то, что висело на ней и на той, что притащила Габриэла. Платья! Всех цветов радуги, строго отсортированные по оттенкам. Меня поразила догадка, что все эти платья были отобраны для меня, – когда речь шла о человеческих повадках, я не всегда понимала их с ходу.

– Это все для меня?

– А для кого же? Не для царицы же Савской, – рассмеялась Габриэла.

– А откуда взялись все эти платья?

Она поставила одну вешалку ближе к стене, а вторую по диагонали к первой, так что они обрамляли с двух сторон настенное, в белой, естественно, раме зеркало. Габриэла начала перебирать платья, суетливо ощупывая их и даже обнюхивая каждое.

– Какие-то я нашла на Гибралтаре, – объяснила она, – а другие выписала из Лиссабона и Барселоны. – Она сунула голову между двух нарядов: причудливого хитросплетения тафты цвета фуксии и желтого шелкового облака, словно проглотившего Габриэлу заживо целиком. – Но они взяты лишь на время, сами понимаете.

– Конечно, – кивнула я.

– Йозеф сказал, что вы можете оставить себе платье, которое выберете для приема. – Она вновь исчезла между двумя нарядами, и голос ее зазвучал приглушенно. Вынырнула она с белым атласным нарядом, украшенным по низу подола золотыми блестками, и оценивающе поднесла его к глазам. – Слишком напоминает свадебное, – пробормотала она и повесила его назад.

Потом повернулась ко мне, изучая мое лицо.

– Такая бледная красота, и эти глаза, – бормотала она. – А еще столько волос, та еще задачка. – Она кинулась ко второй вешалке, где теснились синие и зеленые платья. Достав с вешалки одно, цвета морской волны, с подолом, напоминавшим по форме перевернутый кекс, на глаз примерила его на меня, переводя взгляд с моей фигуры на платье и назад несколько раз. Потом нахмурилась: – Слишком вычурно.