Книга Соль и слезы сирены, страница 38 – Эбби-Линн Норр

Видите ли, часть проклятия сирены – самая коварная, на мой взгляд – его способность управлять ее желаниями и целями. Без своего самоцвета она становится игрушкой dyάs, настолько же зависимой от соли, как росток юного дерева от солнца и превратностей погоды. Пчела летит от цветка к цветку и никогда не задерживается на одном из них надолго. Но нектар каждого цветка кажется ей самым вкусным, и ни один другой цветок не отвлекает ее, пока она не выпьет этот нектар до последней капли.

Но потом пчела втягивает хоботок и устремляется дальше.

Наша скромная свадьба прошла в Сент-Круа, в окружении работников Матеуша, людей из портовой деревушки и местных крестьян. Мы были счастливы, и каждый пришедший гость внес свой вклад в торжественный ужин.

– Разве ты не хочешь устроить все это у себя дома, чтобы твои родные могли присутствовать? – спросила я Матеуша за несколько дней до церемонии.

– Я бы очень этого хотел, но из Сент-Круа мой путь лежит в Южную Каролину, потом в Бостон и Белфаст. Только осенью я вернусь домой. – Он прикоснулся к моей щеке и с любовью посмотрел на меня. – Не знаю, как ты, а я не хочу ждать так долго. К тому же мои ребята будут стесняться присутствия женщины на борту. Если только она не моя жена.

Я с легкостью согласилась с его решением. Сирены не ждут своих родственников на свадьбах. Цикл спаривания – время одиночества, но мы забывали о власти цикла над нами, пока становились его частью. В то время я была самозабвенно влюблена в Матеуша и всерьез намеревалась остаться с ним на суше. Я была счастлива, начиная новую жизнь, и власть Соли казалась чем-то далеким и неопасным.

Вместе с Матеушем и его командой я побывала во многих местах, познакомилась с людьми, работавшими на него. Они обращались со мной с огромным уважением и почтением и учили польскому языку, при этом не задавая слишком много вопросов.

Другое дело мать Матеуша.

Когда мы наконец добрались к нему домой в Польшу, нас встретили в доках его родители – пани Александра и пан Эмун. Их известили о нашем приезде, когда наше судно только появилось на горизонте. Пани Александра была миниатюрной дамой в просто пошитом платье неярких тонов. Чепчик покрывал ее серебристо-седые волосы. Руки огрубели от тяжелой работы. Матеуш рассказывал, что она работала прачкой, пока его деловое предприятие не стало приносить достаточно прибыли, позволив ей бросить тяжкий труд. Пан Эмун походил на Матеуша, только был старше и сутулился. Он оказался немногословен. Я почувствовала, что он сразу признал меня частью семьи.

А вот пани Александра, хоть и обняла меня и крепко сжала мне руки, узнав от Матеуша, что я ее невестка, смотрела на меня неприятным испытующим взглядом. Она не была холодна или сурова, но ее пристальное внимание и подробные расспросы не давали мне покоя, пока Матеуш не попросил мать ослабить хватку.

– А как же ее семья? Мы не встретимся с вашими родными? – спросила пани Александра, сжав локоть Матеуша. Мы направлялись из доков к ожидавшему нас экипажу.

– У нее нет семьи, мама, – ответил Матеуш, рассеянно делая пальцами знак одному из работников и давая ему какое-то указание, которое только им двоим было понятно.

– Совсем нет родных? – Взгляд Александры смягчился, и в нем промелькнула жалость. Она повернулась ко мне: – Бедняжка. Что случилось с вашими родителями? Неужели у вас нет братьев и сестер, тетей и дядей, кузенов?