Книга По регламенту – враги, страница 14 – Майя Фабер

— Романтично. Почти.

— Это моя лучшая версия: слегка токсичный, но преданный.

Я фыркнула:

— Твоей матери, наверное, стоило тебя заморозить на этапе воспитания.

Он усмехнулся:

— Она решила, что мир меня все равно перевоспитает. Пока не вышло.

Блюда прибыли — и выглядели так, будто их готовили либо гении, либо безумцы. Полупрозрачные гелевые структуры, мерцающие под светом, как живые. Что-то, напоминающее морского ежа, но сделанное из застывшего дыма. Десерт, который скорее походил на артефакт иной цивилизации, чем на что-то съедобное.

— Это либо гениально, либо нас сейчас эвакуируют из-за биологической угрозы, — заметила я, осторожно ковыряя вилкой переливающуюся массу.

— Идеально подходит под наш вечер, — ответил Кел, и его губы снова дрогнули в почти-улыбке.

Мы ели медленно. Разговаривали — осторожно, но без язвительности. Он рассказывал о детстве — о том, как с братьями угнали грузовой модуль и устроили гонки по техническим тоннелям корабля.

— Отец втайне гордился. Сказал: «Хотя бы духу хватило».

Я улыбнулась — и вдруг, неожиданно для себя, выдохнула:

— А меня мать наказывала за каждое неверное слово. До сих пор во сне редактирую фразы, прежде чем их произнести.

Кел отложил вилку. Посмотрел на меня — не как обычно, с прищуром и вызовом, а как-то… иначе.

— Ты говоришь, будто тебя выковали как оружие, — сказал он тихо. — А по-моему, тебя сделали компасом. Точно настроенным и бескомпромиссным.

Я замерла.

— А что будет, если компас сойдет с ума?

Кел наклонился чуть ближе. Его глаза в полумраке казались почти черными.

— Тогда, возможно, он наконец укажет туда, куда хочет сам.

Когда мы вышли, город уже притворился спящим. Неон притих, улицы опустели, лишь где-то вдали мерцали одинокие огни — будто кто-то забыл выключить звезды.

Мы шли к своим комнатам, и между нами висела та же странная тишина — не неловкая, а… обволакивающая. Будто мы оба понимали, что если заговорим сейчас, то скажем что-то, что уже нельзя будет забыть.

Как будто боялся, что завтра все может измениться.

Мы прошли по коридору. Так медленно, будто каждый шаг давался с трудом. У моей двери я обернулась:

— Спасибо за ужин. Это было… не так ужасно, как я ожидала.

Кел усмехнулся:

— Вот и достиг вершины амбиций. Быть не таким страшным, как все боятся.

Я улыбнулась — совсем чуть-чуть.

И тогда он сделал шаг. Его пальцы едва коснулись моей руки — нежно, неуверенно, как будто проверяя, можно ли.

— Завтра рано вставать. Отдыхай, — прошептал он, и его голос был низким, теплым, с едва уловимым дрожанием.

— Сам-то ляжешь?

Кел наклонился. Его дыхание коснулось моей кожи, губы замерли в сантиметре от уха.

— Как только выключу все мысли… О тебе.

Я почувствовала, как сердце дернулось.

Он не поцеловал. Не коснулся губами.

Он ушел.

Я захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. В груди пылало, а в висках стучало.

Кел знал. Знал, что делает. Завтра будет хуже. В тысячу раз хуже.

Вода стекала по моему телу теплыми струйками, когда я наконец выключила душ. Пар клубился в маленькой ванной комнате, оседая на зеркале плотным туманом. Я провела ладонью по запотевшей поверхности, стирая конденсат, и встретила в отражении собственный взгляд — слишком открытый и беззащитный для той, кто привык всегда держать эмоции под контролем.