Книга Баллада о проклятой любви, страница 107 – Стефани Гарбер

Джекс торопливо пронес Эванджелину мимо всех них. Они преодолели еще два лестничных пролета, прежде чем остановиться около старинных стеклянных дверей, за которыми скрывался древний арочный мост, ведущий в густую рощу заснеженных деревьев.

– Оставайся со мной, мы уже близко, – прошептал Джекс и толкнул двери.

Эванджелина невольно прижалась к его груди, ожидая, что их сейчас снова окутает кусачий мороз, но вместо этого холод словно заискрился на коже и принес желанное облегчение.

И тут Эванджелина осознала, что, хотя боль не утихала ни на секунду, она не получила новых ран или очередного удара хлыста по спине, с тех пор как они прибыли в это странное место. Она отчего-то решила, что дом этот пропитан какой-то уникальной, особенной магией или, возможно, Аполлон наконец получил помощь. Она помнила, что Джекс велел Люку найти Хаоса и попросить его позаботиться об Аполлоне, и надеялась, что именно это и произошло.

Зимние птицы защебетали веселую мелодию, когда мост вывел их к закругленной двери, притаившейся высоко в ветвях дерева.

Джекс глубоко вздохнул и сильнее прижал Эванджелину к груди, прежде чем переступить порог. Они оказались на небольшой мансарде, где не было ни очага, ни свечей, но лучи солнца, проникающие сквозь многочисленные окна, дарили приятное тепло и тускло освещали пространство. Между ветвями скрывалось так много окошек, что невозможно было понять, где начинается стекло и заканчивается дерево.

Возможно, помещение было обставлено какой-то мебелью, но зрение подводило Эванджелину, и она видела лишь расплывчатые очертания.

Кровать представляла собой груду старых стеганых одеял с выцветшими узорами. Джекс бережно положил ее на живот и пристроил под голову мягкую подушку. Одеяла на ощупь оказались такими же мягкими, как и на первый взгляд, но Эванджелина все равно зашипела от боли, пронзившей ее израненную спину.

– Прости, Лисичка. – Джекс осторожно убрал волосы, прилипшие к ее лбу, и это показалось ей частью лихорадочного сна. А вдруг она и правда умирала и именно поэтому Джекс так трепетно обращался с ней? – Я сейчас вернусь. – Его голос прозвучал мягко.

Она закрыла глаза, а потом до нее донесся едва уловимый звук шагов, словно Джекс не хотел потревожить ее.

Ее веки дрогнули. Эванджелина ожидала, что Джекс приведет какого-нибудь лекаря, но в комнату, кроме него, никто не пришел. Зато он держал в руках всевозможные баночки.

Он поставил их на деревянный пол рядом с кроватью, а потом осторожно убрал ее волосы со спины и плеч.

– Мне придется разрезать платье, – только и предупредил Джекс, а потом разрезал ножом пропитанную кровью ткань от лопаток до талии.

На мгновение Эванджелина забыла, как дышать.

Все мысли вдруг улетучились, когда Джекс неторопливо снял остатки платья с ее спины. Это длилось, казалось, целую вечность. Несколько раз Джекс неразборчиво что-то шипел сквозь зубы, и Эванджелина догадалась, что ее спина представляет собой жуткое зрелище. Но он не сказал об этом ни слова. Молча продолжал тщательно обрабатывать ее раны, протирая прохладной влажной тканью. Каждый раз, когда та соприкасалась с ранами, кожу обжигало невыносимой болью. Но потом Джекс успокаивающе поглаживал ее по неповрежденным ребрам, иногда костяшками пальцев, иногда кончиками, и лишь мысли о его руках не позволяли ей скулить от боли.