Книга Чудесные рисунки боярышни-актрисы, страница 2 – Василиса Мельницкая

Мира кивнула. И… что дальше? Она не знала, что сказать, а Волька помогать не спешил.

Волька…

Мира все еще называла его про себя тем детским именем, милым ее сердцу. Но он давно из него вырос. И как теперь? Володя? Наверное, все же Владимир.

- Не знаю, что тебе предложить, - произнес он. – Пожалуй, справлюсь с чайником. Будешь чай?

Мира представила, как он кипятит воду, достает жестяную коробочку с чаем. И заваривать, наверняка, будет в кружке, потому что чайного сервиза в его доме нет. Как ищет чистую чашку – обычную, без рисунка. И предлагает сахар, колотый на кусочки. Мира готова была поклясться, что нет ничего вкуснее этого чая.

- Ничего не нужно, спасибо, - ответила она.

- Тогда я тебя слушаю.

Волька сел напротив, облокотился на спинку стула, закинул ногу за ногу. Расслабленная поза, но это обман. Он напряжен. Не понимает, зачем она явилась. И, кажется, чего-то опасается.

Грустно.

- Честно говоря, не знаю, о чем говорить, - призналась Мира.

Волька удивленно приподнял бровь.

- Любаша, но это ты пришла ко мне, а не наоборот, - напомнил он.

На глаза навернулись слезы. И Мира пожалела, что отказалась от чая. Можно было бы перевернуть чашку, отвлечь внимание, чтобы он не увидел… не заметил…

Надо же! А она считала, что давно разучилась плакать вот так, искренне, не для роли. Любаша! Она забыла это имя.

- Прекрати, - попросил Волька. – Терпеть не могу женских слез.

А он решил, что она играет. Возможно, подумал, что Мира так напоминает ему о прошлом. О том, как они познакомились.

Как же стыдно.

Она достала из сумочки платок, промокнула им глаза.

- Прости. Воспоминания нахлынули. Я давно уже не Любомира. Отец лишил меня родового имени.

- Мирослава Чарская? – Волька сцепил на колене руки. – Не знал, что это ты. Я нечасто хожу в театр. Фамилия мужа?

- Сценический псевдоним. Я никогда не была замужем.

Он себя выдал. Мира не говорила, и он не мог знать, если не видел ее раньше, на сцене. Значит, узнал. Еще тогда, когда она заметила его в ложе. И это… плохо. Волька не искал встречи. А Мира явилась к нему домой.

- Так зачем ты пришла? – спросил Волька.

Холодно-то как. Похоже, в квартире не работает отопление. Мира поежилась. Она поступила глупо. И единственное, что должно сделать – это уйти и забыть. Хотя бы попытаться.

- Прости. – Мира улыбнулась. Как она надеялась, очаровательно. Вот теперь она играла. – В труппу столичного театра меня звали давно, но я не возвращалась, пока был жив отец. Он умер летом, и я посчитала, что нет причин и дальше отказываться… – Она зябко повела плечами. – Я не думала о том, что произойдет, если я встречу тебя.

- Мы не встречались, - заметил Волька.

Жестокий. И он прав. А она поступила глупо.

- Не встречались, - согласилась она. – Я увидела тебя в театре. И захотела встретиться.

- Встретилась. И что дальше?

Он так и будет стегать ее словами. Она этого не заслужила. Ничего плохого она не сделала. Да, ей пришлось выбирать. Но она выбирала между жизнью без Вольки, но с ненавистным мужем и между жизнью без них обоих. Иного выбора у нее не было. Она разрушила свою жизнь, не его.

- Ничего. – Мира поднялась. – Я поддалась порыву. Прости. Если кто и помнит побег Любомиры Яковлевой, то со мной его не связывают. Меня не представляли в обществе, я жила в деревне или закрытом пансионе, потому и не запомнили внешне. И о наших… - Она запнулась. Имеет ли она право так говорить? И все же продолжила: - …отношениях никто не знал. Поэтому твое имя не свяжут с моим. А я тебя больше не побеспокою.