Книга Хранители Ардеа. Зелье для двоих, страница 105 – Анна Василевская

— Да что ты говоришь? - почти закричала она, - Откуда тебе было знать, как я справлялась? Первые полгода ты пил бесконечно, почти не появлялся дома. А я по ночам успокаивала плачущую Серафину и молилась, чтобы ты не разбился, когда пьяный возвращался на магомобиле домой.

Она жадно ловила воздух ртом, как будто эта тирада высосала из нее весь кислород.

— А потом ты вернулся, как ни в чем не бывало. Устроился на работу, нанял гувернантку для Серафины. И вел себя с ней, как примерный отец… - заговорила она отрешенно. - А меня не замечал. Говорил какие-то формальные фразы, здоровался, интересовался учебой. Но смотрел сквозь меня, как будто я больше не заслуживала твоего внимания. Что я сделала не так?

Она посмотрела на него испуганно, как будто не готова была услышать ужасную правду о том, что он больше не любит ее, не хочет, чтобы она была его дочерью.

— Что ты, все совсем не так! - растерялся отец, - как ты можешь такое говорить.

— Да, конечно, мне все это показалось. Показалось, что ты ни разу больше мне не улыбнулся за эти пять лет. Показалось, что не разговаривал со мной дольше пары минут все это время. Показалось, что ты каждый раз замолкал, когда разговаривал с Серафиной, если я заходила в комнату, и затем общался только односложно. Это все мне показалось, да? Так может ты просто сдашь меня в дом для сумасшедших, раз я вижу то, чего нет, еще и опасна для общества?

И она зарыдала, некрасиво и громко, с завыванием. Он попытался погладить ее по голове, и она впервые не отпрянула, не убрала его руку, а наоборот, уткнулась головой в его плечо и продолжила рыдать, сотрясаясь всем телом.

— Я не хотел, Клэр, прости меня, - по его щекам текли слезы, но он не вытирал их, обеими руками он прижимал к себе дочь. - Я люблю тебя так же как прежде, как и Серафину. Просто… ты понимаешь… - он никак не мог произнести этого, а она замолчала, вся сжалась в ожидании его слов, - просто ты так похожа на маму. Те же волосы и глаза, улыбка. Я как будто вспоминаю, какая она была прекрасная, как ужасно, что ее нет вместе с нами, когда смотрю на тебя.

И он тоже заплакал, прижав к себе дочь покрепче. Так просидели они долго, плакали и молчали. Как будто прорвался лед на реке, который сковывал ее так долго, и поток, наконец освободившийся от холодного плена, все бежал и бежал вперед.

Когда стало полегче, они уселись опять каждый в свое кресло, отец вывел магомобиль на дорогу и двинулся в сторону поместья. Они снова молчали, но это было уже другое молчание, не возводящее стену между ними, как раньше, а как будто новое, их общее молчание, в котором они вдвоем. Те слова и ту боль, которую они несли все это время, и не могли друг другу сказать, чтобы не обидеть еще больше, они выплеснули наконец-то там, на обочине. И теперь между ними больше не было этого колючего болезненного клубка, который ранил обоих.

— Ты знаешь, а ведь она тоже была из Хоросского княжества, - наконец заговорила Кларисса, - та девушка, которую я обижала. Как мама, но она была совсем другая. Мама хоть и была сильная и смелая, но была мягкая и добрая. А та девушка, Талия, она такая строгая и правильная. Меня это так разозлило. Как будто она разрушала мою память о матери.

Кларисса почувствовала себя странно, как будто последние годы она выстраивала оборону, чтобы выжить в этом мире, ставшим таким болезненно жестоким с ней. Она училась быть холодной, быть безупречной, быть жестокой. Как будто только это могло ей помочь остаться на плаву после смерти матери. А сейчас, вот этим разговором с отцом, вся ее оборона была порушена, и она начала вспоминать, что была другой. Была любимой дочкой, была доброй старшей сестрой. Любила животных. Это как будто было в прошлой жизни, когда она еще была счастливой. И как будто сейчас она почувствовала какие-то отголоски себя прежней и поняла, как скучала она по себе такой, как ей этого не хватало.