Книга Калифорнийская душа исекайнулась в Украине, страница 14 – Христина Холод

Троянда дергалась. Троянда кричала.

А Мавка…

Мавка сидела возле нее, осторожно вращая ручку, и улыбалась.

Это была спокойная, удовлетворенная, медитативная улыбка.

Улыбка художника, что закончил свой шедевр.

Улыбка композитора, что нашел идеальную, финальную ноту для своей симфонии боли.

В ее глазах не было бешеного огня экспериментатора. Теперь там царил глубокий, тихий, полный покой.

Гармония.

Она нашла ее.

Нашла свою идеальную игрушку.

Свою идеальную лабораторию.

Свое идеальное хобби.

И я, сидя в своем темном углу, окружена черепами и хламом из другого мира, вдруг поняла одну страшную вещь.

Я больше не была частью этого.

Я была лишь зрителем.

Шоу было не для меня.

Пари закончилось.

Теперь у Мавки была Троянда.

И глядя на удовлетворенное лицо этой сумасшедшей богини и на тело, что извивалось от мук у ее ног, я почувствовала что-то отвратительное и непонятное.

Облегчение?

Зависть?

Я не знала.

Я знала только одно.

В этом странном, страшном лесу, в землянке сумасшедшей нимфы…

…я наконец нашла место, где мое собственное безумие казалось почти нормальным.

И этот факт пугал меня больше, чем любая пытка.

Дни.

Они потекли, как густой, мутный сироп. Похожие друг на друга, словно братья-близнецы, зачатые в аду. Наша странная, извращенная рутина укоренилась в моей жизни, как упрямый сорняк.

Утро начиналось не с кофе, а с запаха озона.

Мавка, со свежим, научным интересом, продолжала свои "игры" с Трояндой. Это уже не было наказанием. Это превратилось в ежедневную процедуру, как чистка зубов или зарядка. Они даже разработали какую-то систему. "Сегодня попробуем импульсный ток на левый сосок", – говорила Мавка, а Троянда послушно ложилась, иногда даже давая советы: "Знаете, а вчера на ягодицах было как-то эффективнее! Лучший тонус!".

А я... я перестала реагировать. Это стало фоновым шумом. Как соседи, что громко трахаются за стеной. Сначала раздражает, потом привыкаешь. Я просто сидела, потягивала свой травяной чай и ждала, пока закончится "сеанс физиотерапии".

Все остальное время Мавка что-то мастерила.

Она таскала в свою землянку кучи металлолома, странные канистры, котлы, трубы. Стук, скрежет и тихая ругань были саундтреком наших дней. Я видела, как из всего этого хлама рождается что-то гигантское и уродливое. Похожее на ракету. Сумасшедшую, паро-панковскую ракету, сделанную из дубовых досок, черепа великана и медных тазов. Она наполняла канистры какой-то густой, вонючей жидкостью, которую варила ночами из грибов, смолы и, кажется, слез Троянды.

Я была ее безмолвным, бесполезным ассистентом. Подай тот ключ. Подержи эту хуйню. Не трогай, потому что ебанет. Я стала частью мебели. Функциональной, но бездушной.

И вот одного дня.

Мавка закончила.

Она отступила на несколько шагов, вытерла мазут с лица и с гордостью посмотрела на свой шедевр – на огромную, неуклюжую бочку смерти, что подпирала потолок нашей землянки.

Она повернулась к нам.

Троянда как раз заканчивала полировать очередной череп. Я допивала свой суп из кореньев.

На лице Мавки была та самая улыбка, с которой она обычно бралась за шокер. Улыбка больших начинаний.

– Ну что, кролик и Троянда, – сказала она так буденно, словно предлагала сходить по грибы. – Предлагаю спалить столицу и полететь в космос искать Мару. Ей там, наверное, одиноко.