Книга Королевская кровь-13. Часть 1, страница 132 – Ирина Котова

Он разлил жидкость, истекающую светом и покоем, по темным чашам, и протянул Чету.

— Бери, Мастер. Это амброзия. Вам, смертным, ее нельзя, но ты уже побыл богом, тебе можно. А еще Красный иногда поил ею лучших воинов и победителей, так что можно сказать, эта чаша по праву твоя.

— Что она делает? — поинтересовался Четери, катая чашу из тьмы в ладонях. Стенки ее обжигали льдом, амброзия грела кожу как солнечный свет.

Черный хмыкнул.

— По легендам веселит душу и тело, но, если честно, она просто вкусная. За тебя, величайший воин, ставший вровень с богами и победивший бога.

Чета не тронула хвалебная речь, но он отпил. По телу растеклось тепло, как будто он долго лежал на нагретом солнцем камне.

— На медовуху сладкую похоже, — заметил он.

Черный хохотнул, и от хохота его с возмущенными криками полетели прочь птицы.

— Только Желтому не говори, он оскорбится. Его пчелы собирают ее с цветов по всей Туре и настаивают в солнечных лучах в гармонизирующих садах сотни лет. Я буду приходить к тебе иногда, если ты не против. С бутылочкой амброзии.

— Как я могу быть против? — удивился Чет, прикрывая глаза и делая еще глоток амброзии. Она дарила умиротворение. И смирение. И качала как материнские руки.

— Ты привыкнешь, — вдруг сказал Черный, возвращаясь к серьезному тону. — То, что случилось с тобой — это высочайшая плата, но и высочайшая несправедливость. Однако так работает мироздание, Четери. Оно слепо. Ты, попросив сделать тебя вровень с богом, попросил нарушить эти законы, а за это надо платить. И пусть ты спас мир, моего брата Инлия, и нас всех, плату за это не отменить. Ты понимаешь, да?

— Понимаю, — ответил Мастер. — Оно сработало, потому что я предложил отдать что угодно.

— Потому что ты искренне готов был отдать, что угодно. Именно поэтому твоя просьба, твоя молитва выстрелили в вероятности, и случившееся так совпало по времени, что мой брат смог отдать тебе силу. Скажи мне, произнес бы ты свои слова, уже зная о том, какова будет плата?

Чет вспомнил, как наблюдал за боем Красного и Нервы, как осознавал, что Воин вот-вот ошибется, как жаждал оказаться там, на его месте — и покачал головой.

— Произнес бы, — сказал он. — Но это не изменяет того, что мне душно и страшно, Великий. Я так любил этот мир во всех его красках, а теперь мне не полюбоваться им. И кажется, что преграда так незначительна, что ее можно преодолеть — и это сводит с ума.

— Я понимаю тебя, — отозвался Ворон. — Я почти сошел с ума, запертый на острове в узкой долине. Я знаю, что такое бессилие, воин, знаю, как оно сменяется яростью, а потом равнодушием, как блекнет все вокруг. И я знаю, что потом, когда смиряешься, начинаешь находить радость и в том состоянии, в котором ты есть. Пей же, воин, амброзия даст тебе легкости. Пей.

И Четери выпил снова. Отчаяние притуплялось, будто виталист обезболивал его рану.

— Я не хочу лишаться чувств, — предупредил он.

— Это ненадолго, — проговорил бог. — Она не спасет тебя от горя. Но позволит пережить первые несколько дней. Я бы и не стал давать тебе то, что заберет у тебя способность ощущать — ты еще нужен этому миру, Четери. Любую потерю нужно отгоревать, оплакать, пережить. Не стесняйся ярости и слез, воин, не бойся слабости и отчаяния. Переживи ее. Иначе она будет отравлять тебя долгие годы.