Книга Королевская кровь-13. Часть 1, страница 129 – Ирина Котова

И прикрыл невидящие глаза ладонью, откинув голову на бортик чаши.

Ему все казалось, что он все еще спит. Что вот сейчас проснется по-настоящему.

Но он открывал глаза — и перед ним была тьма, мягко расцвеченная стихиями и едва уловимыми силуэтами вещей. И Четери думал, привыкал, осознавал то, что теперь с ним навсегда.

Он жив. Чудо, что он выжил, потому что он был мертв уже тогда, когда наносил последний удар — раны были смертельны, слишком велика была кровопотеря и жизни у него оставалось на несколько мгновений. Нужно быть благодарным за это.

Он сможет жить.

У него есть больше, чем у обычного слепого человека — натренированный слух и чувствительность: не зря Мастер Фери столько тренировал их с завязанными глазами и заставлял делать работу по школе с повязками. Не зря он сам еженедельно тренировался с закрытыми глазами. Слух его чуток, движение воздуха он ощущает кожей, как и тепло человеческих тел. Хватило бы и этого, но у него есть умение видеть ауры, и со временем мозг натренируется так, что будет различать и неживые предметы и почти невидимые токи стихий в них.

Но он никогда не увидит, как солнце играет на поверхности моря, не узнает, как выглядит его сын и не заметит, как наливаются истомой глаза Светы, когда он ласкает ее. Не увидит полноценно, как двигаются ученики — и что тогда он сможет дать им? Не прочитает письмо, не полюбуется горами на рассвете и белоснежным цветком на апельсиновом дереве.

И, скорее всего, не полетит. Ауры хороши вблизи, а что на высоте, кроме стихийных потоков, уловит он? Как далеко сможет видеть убегающего барана или ощущать почву, куда нужно приземлиться? Не врежется ли в здание или скалу?

Лицо, глаза, полоснула фантомная боль, и он не застонал только потому, что справа уловил свечение Светиной ауры, услышал звук ее шагов. Сейчас она была без сына.

И он попытался дыханием, расслаблением мышц, управлением током крови вернуть себе привычное равновесие. И, кажется, даже вышло — но было у него ощущение, что чувства, желания, страсти как отрезали. Как будто он, подобно веселому магу, другу Макса, лежит в хрустальном саркофаге и ощущает мир сквозь его стены.

Были у него до сих пор невероятно трудные бои, но этот, с богом-войной, был так сложен, что даже сложи все остальные, и не дотянули бы они и до тысячной доли этого. Но не чувствовал он ни сладости победы, ни радости. Всякий раз раньше, когда удавалось ему победить превосходного противника, душа наполнялась умиротворением. Тогда он вспоминал бой и раскладывал его на составляющие, вычленял свои и чужие ошибки, то, что позволило ему победить, то, что привело противника к поражению, а то и повторял потом рисунок боя с двух сторон, запоминая связки-импровизации. После каждой победы он выходил сильнее, наполненным и вдохновленным, и ему хотелось смеяться и радоваться.

Сейчас ему не хотелось ничего. Будто впереди ничего больше и не было.

— Вымыть тебе волосы? — раздался голос Светланы.

— Не нужно, — ответил он и нырнул под воду. А когда вынырнул, кто сказал бы, что текло по его щекам — вода или слезы? — Лучше потом расчеши меня, Света. Я соскучился по твоим рукам.

Она едва заметно выдохнула, и он напомнил себе, что нужно быть мужчиной и мужем.

— Ты переживаешь, — сказал он тихо, — ты не знаешь, как себя вести со мной. Света, веди себя как обычно. Не жалей меня, прошу. Не относись, как к немощному. Мы все привыкнем.