Книга Дело смерти, страница 44 – Карина Халле

— Да, — отвечаю я ей. — Но это, наверное, потому что я мало ем.

— Понятно, — медленно говорит она. — Надеюсь, аппетит к тебе вернется. Много вылазок и свежий воздух, плюс еда здесь такая вкусная. Знаешь, наш повар, Эндрю, раньше работал в ресторане с мишленовской звездой. Только самое лучшее для фонда Мадрона, — с гордостью улыбается она. — Лучшим умам нужны лучшие питательные вещества.

Она выпрямляется.

— Думаю, на этом все. Можешь надевать свитер. И, пожалуйста, дай знать, если почувствуешь потерю памяти, спутанность сознания, странные головные боли или что-то в этом роде.

Я быстро надеваю свитер и встаю, поправляя его.

— Спасибо, — говорю ей, но, выходя из комнаты, смотрю на Кинкейда, пытаясь передать ему сообщение взглядом.

Мне нужно с тобой поговорить.

Я покидаю кабинет, проскальзывая через приемную, чтобы Мишель не задержала меня своими разговорами (эта женщина всегда кажется на грани истерики), и выхожу в общую комнату.

Лорен, Мунавар и Рав сидят на диване и встают, увидев меня.

— Ты в порядке? — восклицает Лорен, спеша ко мне. — Рав рассказал, что случилось.

«Он не рассказал тебе всего, — думаю я. — Потому что никто из вас не знает всего».

После встречи с волком Кинкейд как можно быстрее повез нас обратно в корпус. Он даже не сбавил скорость возле выдр, хотя их это, похоже, не волновало. Мы вернулись раньше команды Ника, и он быстро провел меня к Эверли.

— Я в порядке, — уверяю их, вру сквозь зубы. Как, черт возьми, я могу быть в порядке после всего этого?

Слышу, как за мной закрывается дверь, и вижу, как Кинкейд выходит из приемной.

— Доктор Кинкейд, — говорю я, стараясь звучать максимально профессионально. — Можно поговорить? В кабинете?

Он сглатывает.

— Конечно, — говорит он, подходя к двери корпуса и придерживая ее открытой. — После вас, мисс Деник.

Я бросаю на остальных еще один ободряющий взгляд, прежде чем выйти наружу.

Все окутано серой пеленой, настолько туманной, что воздух от нее влажный, почти моросит дождь. Я следую за Кинкейдом к северному корпусу, мы оба молчим. Вдалеке слышу блеяние коз на ферме и звук квадроцикла. Ворон рядом издает хриплое карканье, прежде чем взлететь прямо перед нами, едва не коснувшись макушки Кинкейда, а затем приземляется на кедр по другую сторону тропинки.

— Это По, — говорит Кинкейд. — Один из наших местных воронов.

— Оригинальное имя, — замечаю я. — Только не говори мне, что он ручной.

— Он может быть ручным, когда захочет, — говорит он, оглядываясь через плечо. — Но он принадлежит только лесу. Его присутствие — хорошая примета.

— Я всегда думала, что вороны — предвестники.

— Так и есть, — говорит он, открывая дверь в северный корпус. — Но только смотрящий решает, какая это примета.

Образ мертвого волка, его пушистого белого бьющегося сердца, врывается в мой разум вместе со словами Клэйтона.

«Я ходил к гадалке. Она сказала, что я умру здесь».

Нет, стоп. Это не то. Он говорил: «Она сказала, что я никогда не покину это место».

Я уже не могу доверять своей памяти.

Мы идем по темному коридору, и он ведет меня в свой кабинет. Я замечаю, что он держит его незапертым.

— Присаживайся, — говорит он, подходя к окну и прикрывая жалюзи так, что свет в комнате тускнеет. Я вспоминаю свой сон и заставляю себя прогнать эти образы. Сосредотачиваюсь на том, как он включает камеру, а затем зажигает свечу на своем столе серебряной зажигалкой «Зиппо» с какой-то гравировкой. Кинкейд засовывает ее в карман прежде, чем я успеваю разглядеть получше, и воздух наполняется ароматом сандала и мускуса.