Книга Последнее слово единорогов, страница 116 – Виолетта Орлова

– Зачем ты прилетел сюда? – живо полюбопытствовал тогда Инкард, разумно посчитавший, что быть другом единорога ничуть не хуже, чем его наездником.

– Обычно мы редко появляемся вблизи людских поселений. Но у меня имелась веская причина. Я потерял своего всадника, – с неподдельной грустью возвестил фиолетовый зверь. – Моя глубинная связь с ним оборвалась; боюсь, он перестал быть естествознателем.

– Он умер? – дрожащим голосом спросил Инкард, который от жалости к неизвестному всаднику вновь перешел на обычный разговор.

Единорог отрицательно помотал головой, отчего роскошная грива взметнулась в воздухе и водопадом осела на его мускулистой фиолетовой шее.

– Жив, но ему грозит беда. В школе произошли странные события, вскоре все ученики прилетят в Беру.

– Из Троссард-Холла? Но зачем?

– Мне это неведомо. Догадываюсь лишь, что мой всадник тоже будет здесь.

– Как его зовут? – из любопытства поинтересовался Инкард. Ему хотелось узнать имя счастливчика, того, кого сам единорог выбрал на роль всадника. Везет же кому-то, в самом деле! А ему в качестве утешения предлагают лишь обычную дружбу…

– Думаю, ты и сам знаешь его, – с печальной уверенностью заметил единорог, и в эту же самую минуту все закружилось перед глазами Инкарда, словно он по рассеянности упал с ветки. Небо, земля, яркое фиолетовое пятно, как развевающееся на ветру победное знамя, а потом на смену калейдоскопу картинок пришла одна, куда более мрачная и тоскливая. Полусгоревший дом, утопающий в сизом дыму. Инкард почувствовал, как сердце его сжалось в острой тревоге.

– Нет, нет, не хочу, – с мольбой зашептали его губы, но ужасающие видения не исчезали.

Двое мужчин. Один из них такой знакомый… Мальчик узнал бы его из тысячи, ибо был на него похож внешне. Светлые волосы будто погребальным саваном прикрывают его волевое, чуть заостренное лицо с некрасивым шрамом. Высокий, широкоплечий, уверенный, непоколебимый, как монолитная стена из гранита. Второй мужчина пониже ростом стоит рядом с ним. Это, конечно, Ирионус. В руках у него сверток с ребенком, а голубые глаза кровоточат болью.

– Уходи! – отрывисто приказывает Доланд. Ему тяжело. Пот струится с его высокого и совершенно белого лба.

– Я тебя не брошу!

И тогда Доланд отталкивает его и раскрывает руки, как бы загораживая друга собой. В этот момент Инкард видит еще одного. Третий человек. Долговязый старик, на вид вполне безобидный, однако в глазах его зияет ужасающая пустота. Там нет ненависти, нет и любви. Одно сплошное ничто.

– Уходи, отец, прошу тебя! – жалобно заскулил Инк, мысленно умоляя родителя уйти.

Вот Ирионус уже исчез в туманной дымке, а может, это был дым от пожара? Но Доланд, вопреки чаяниям сына, никуда не ушел.

– Это тебе за Иоанту, мерзость, – из последних сил шепчут его губы, но на этом его сопротивление заканчивается. Гордо выпрямив спину он стоит напротив врага: и сколь силен контраст между ними! В одном чувствуется непоколебимая сила, искренняя вера; он знает, что прав. Его лицо дышит благородностью, вызовом. Незадачливый боец уже безоружен, но вместе с тем его внутреннее оружие куда сильнее. Самопожертвование во имя любви благороднее, выше, чище темного и меркантильного могущества убийцы; очевидно, последний тоже осознает преимущество соперника, и в его пустых глазах мелькает нечто похожее на человеческую эмоцию. Затем новая вспышка огня: сквозь нее и пелену собственных слез Инкард видит, как бедный Доланд падает на обуглившиеся обломки дома. Беззвучный стон боли срывается с губ родителя, такой же – с уст сына, словно и он физически присутствует там, рядом с умирающим отцом.