Книга Используемая единорогом, страница 68 – Эми Райт

Я никогда не думала, что стану таким человеком. Женщиной, сидящей обнаженной в лесу, окруженной волшебными монстрами, рожающей, как какая-нибудь хиппи на природе.

Однако, когда мы были здесь в прошлый раз, медсестры провели кое-какие анализы. Оказывается, моя стихия — огонь, поэтому мне нужна земля, чтобы заземлиться, или что-то в этом роде.

Все, что я знаю, это то, что как только я снимаю обувь и прохладная земля касается моей кожи, я могу глубоко вздохнуть.

Я все еще умудряюсь огрызаться на Стирлинга каждые десять секунд. Он воспринимает это со своим обычным жизнерадостным чувством юмора, позволяя языкам пламени облизывать себя, но не обжечь.

Когда высокая наяда проверяет и говорит, что у меня раскрытие на три с половиной дюйма, он ухмыляется.

— У тебя так хорошо получается, детка.

— Мне уже можно тужиться? Я так готова к тому, что малыш уже появится на свет!

Боаз прикладывает свежее прохладное полотенце к моему лбу.

— Нет, если только ты не хочешь выпить целую кучу аликорна, пока они зашивают твою киску обратно.

— Ты не помогаешь, — я тоже хмуро смотрю на него, но он только усмехается.

Когда очередная схватка заставляет меня задыхаться, я тянусь к их рукам.

— Спасибо, что терпите меня!

Стирлинг хмурится.

— Не говори глупостей.

— Я серьезно. Спасибо, что не слушаете мою чушь!

Очередная схватка лишает меня дара речи.

— Спасибо…

Наяда спешит обратно, проверяет меня между ног и одаривает широкой лучезарной улыбкой.

— Ты готова, Джейд. Можешь тужиться при следующей схватке.

— Что? — внезапно моя уверенность улетучивается, и я смотрю на Боаза и Стирлинга. — Что, если она ошибается? Что, если я не смогу этого сделать?

Нежнейшие кончики пальцев Сапфи на моей щеке успокаивают меня.

— Ты справишься, Джейд. Я знаю, что сможешь.

Я пристально смотрю на нее и делаю последний глубокий вдох, когда чувствую, что схватка начинается.

Я тужусь изо всех сил, пока медсестра, Стирлинг и Боаз подбадривают меня продолжать. Это чертовски больно.

Должно ли это быть так больно?

Я разорвусь?

Будет ли моя киска когда-нибудь прежней?

Схватка заканчиваются. Я задыхаюсь, и кто-то снова вытирает мне лицо прохладной тканью.

— Еще раз, — настаивает медсестра.

Я с трудом могу сказать, когда заканчивается одна схватка и начинается следующая, но я доверяю ей и тужусь снова, на этот раз чувствуя давление, а не боль. У меня кружится голова, а зрение затуманивается.

— Еще один толчок, Джейд. Головка прошла. Еще один раз.

Я не могу поверить, что делаю это.

Я тужусь снова, и как будто выскакивает пробка. Давление внезапно ослабевает, за чем следует хор радостных возгласов, поздравлений и ободрения. Я ничего этого не слышу.

Все, что я слышу, — это тихий, дрожащий голос ребенка, издающего свои первые звуки. Первые визгливые звуки быстро переходят в громкие, сердитые крики. Затем кто-то кладет его мне на грудь. Я мгновенно понимаю, на что похоже совершенство.

На него.

Его мягкая, нежная кожа. Идеальное личико. Комично большие глаза, когда он перестает плакать и смотрит на меня.

Теперь я знаю.

Ничто в мире не может быть прекраснее. Все это стоило того. Я перевожу взгляд с гордого лица Стирлинга на Сапфи, Боаза и Найта, и у меня болят щеки от улыбки.

Затем я снова смотрю на своего малыша, на тонкие завитки волос, покрывающие его круглую головку. Завитки голубых волос.