Книга Лиса в аптечной лавке, страница 70 – Наталья Шнейдер

– Если она в состоянии будет готовить? – договорил за меня Ксандер. – Вы это хотели сказать.

– И давно вы заметили, что она нездорова? – спросила я.

– Сегодня. Я очень редко бываю на кухне, так что раньше случая заметить, насколько она бледная, не было. Я собирался разобраться с этим, когда освобожусь. Все настолько плохо?

– «Настолько плохо» – понятие растяжимое, так что не знаю. Но с вами она не станет говорить.

– Это почему же? Я – целитель. И ее наниматель, в конце концов.

– Вы – мужчина.

– Понял. – Он помолчал. – Но нельзя же это так оставить. Это же… просто нелепо: отказываться от помощи из-за предрассудков!

– Можно подумать, все ваши пациенты блещут умом, – хмыкнула я.

– Да, среди знати предрассудков не меньше, правда, других. – Он покачал головой. – И все же я пойду попробую поговорить с ней.

– Погодите! – воскликнула я, озаренная внезапной догадкой. – Вы можете определить качество зелья, не экспериментируя на пациенте?

– Если это известный рецепт, которым многие пользуются, – в какой-то степени могу.

– В какой степени?

– Органолептически. Примерно так же, как вы определяете, не испорчены ли продукты: вид, запах, вкус, консистенция…

– Тогда подождите немного. – Я шмыгнула в лабораторию, оглянулась, убедившись, что за мной не наблюдают, подхватила зелья, вернулась к мужу. – Я нашла это в «вечном ящике».

В конце концов, раз он называется «вечным», почему бы внутри не осталось то, что готовил прежний хозяин? К слову, а в самом деле, почему не осталось ничего, кроме книг? Или отец Алисии сам убрал все, зная о предстоящем аресте, и положил в тайник послание для дочери? Или это сделала его жена, чтобы в зелья не подмешали яд, превратив в доказательство вины? Кто сейчас скажет?

Ксандер отцепил с пузырька привязанный лист бумаги, на котором я, как полагается, написала название лекарства, состав и способ применения.

– Как интересно, – протянул он. – И в «вечном ящике» были именно эти три зелья? Больше ничего?

– Еще «простое притирание», – глядя на него честными глазами, сказала я. – Принести?

– Принесите.

Я сходила за баночкой с кремом. Ксандер покрутил ее в руках, понюхал, изучил этикетку – такую же, написанную от руки и привязанную толстой ниткой к банке. Я мысленно ругнулась – прав был, зараза, когда говорил, будто я совершенно не умею врать, сейчас сличит почерки на этикетках и списке и все поймет! Но муж, казалось, был занят только зельями.

– Слишком простое притирание для работы Монро, – задумчиво произнес он, открыв крышку и принюхиваясь. – Он даже моему отцу делал сложнее.

– Вашему отцу?

– Для рук. Целители часто моют руки, кожа сохнет и трескается… – По лицу Ксандера пробежала тень. Он снова покрутил в руках баночку. – Можно я возьму это?

– Можно, – не стала жадничать я.

В конце концов, я себе еще сделаю, и от пары дней без крема со мной ничего не случится. Даже приятно будет вспомнить те благословенные времена, когда из всего ухода можно было обходиться одним умыванием.

– Спасибо, – серьезно ответил он. Вскинул голову, как будто что-то вспомнил. – Я совершенно забыл, что женщинам нужны притирания и косметика. Завтра я дам вам денег на хозяйство, возьмите из них, сколько надо.

– Хорошо, спасибо. – сказала я.

Что, спрашивается, на уме у этого человека? То гадости говорит, то, вот, сходи за косметикой и ни в чем себе не отказывай… Видимо, все это отразилось у меня на лице, потому что Ксандер усмехнулся, но не зло, а как-то задумчиво.