Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 21 – Наталья Шнейдер

— Давай пока замочу.

Я сунула платочек в чашку из сервиза, почему-то стоявшего в книжном шкафу. Варенька создала в нее воды. Но зря я надеялась, что, отвлекшись на повседневные мелочи, она забудет о романтических бреднях.

— Посуди сама. Стоило появиться Сергею… господину Нелидову, и Кир стал за мной хвостом ходить. Это понятно, он все же мой старший родственник и должен оберегать от неподходящих… — Она вздохнула. — Но, как только ты наняла управляющего, все внимание обратил на тебя.

Я пожала плечами, не желая продолжать тему. Варенька снова вздохнула.

— Как жаль, что благородные молодые люди становятся… прислугой.

— Не понимаю, — покачала головой я. — Твой кузен тоже служит, но, насколько я могу судить, это, наоборот, возвышает его в глазах общества.

Она всплеснула руками.

— Ну ты сравнила! Кир служит государыне. Его избрали дворяне уезда, доверив надзор за порядком. Жалование — лишь дополнительное вознаграждение его усилий. А господин Нелидов, — она понизила голос, будто говорила о чем-то неприличном, — пошел к тебе в услужение за деньги. Все равно что графу стать сидельцем в купеческой лавке!

— Графу иной раз приходится и гувернером становиться, — припомнила я рассказ Стрельцова о своем воспитателе.

— И что ж в этом хорошего?

— Лучше, чем голодать.

— Маменька всегда говорила, что честная бедность лучше унижения, — не унималась Варенька.

— И лучше, чем допустить, чтобы из-за твоей гордыни голодали твои близкие.

Она кивнула.

— Да, у него на руках мать и сестра, и, с другой стороны, это так благородно — пожертвовать собой ради тех, кто дорог. Глаша, а он тебе нравится?

Опять!

— Если ты о Нелидове, то он производит впечатление отлично образованного и хорошо воспитанного молодого человека. Надеюсь, что его теоретические знания хорошо покажут себя и на практике.

— Ах, я не о том! Ну… ты понимаешь. Как мужчина.

Я вздохнула. Помедлила, выбирая выражения поприличней.

— Единственный контекст, в котором я сейчас способна рассуждать о мужчинах, — к какой работе бы их припахать.

— Припахать? — вздернула бровки Варенька. — Ты же не хочешь заставить Сергея ходить за плугом! Это было бы… чересчур!

— Хватит, правда. — Я начала терять терпение. Так себе у меня оказалось терпение в этом теле. — Я понимаю твое желание поговорить о молодом человеке, который тебе нравится, но…

— И вовсе он мне не нравится! Мое сердце навсегда отдано Лешеньке!

— Тем более. Давай все же займемся письмами.

Я взяла перо и, не удержавшись, потерла руку: мышцы сводило. Вроде бы после той кучи писанины, к которой я привыкла на работе… впрочем, это я привыкла, а не прежняя Глаша. Да и перо — не шариковая ручка, все равно что голым стержнем писать.

Варенька надула губки, склонилась над бумагой, но долго не выдержала.

— И все равно ты нравишься Киру.

— Тогда ему лучше бы поискать другие способы выразить свою симпатию, — отрезала я.

До графини все же дошло, и она, наконец-то, занялась делом. Какое-то время тишину нарушал только скрип перьев. Когда Стеша постучала в дверь, зовя на ужин, у меня ныли спина и рука, но письма к соседям лежали на столе аккуратной стопкой — прямо с утра можно будет послать мальчишку на почту отправить их.

Мужчины то ли нашли общий язык, то ли заключили временное перемирие, потому что за ужином они болтали довольно дружелюбно — пока все внимание, как всегда, не перетянула на себя Марья Алексеевна с ее байками о бурной молодости. Оставив девочек прибираться, я с помощью Герасима сняла с огня воск и укутала его ветошью, предназначенной генеральшей на выброс. Шерстяная моль воску не повредит, а чем медленней он будет остывать, тем больше грязи успеет осесть вниз — хотя все равно придется для очистки перетапливать повторно.